Последняя драма Шекспира

– Санитарная книжка? – Лиза захлопала глазами. – Это какая такая санитарная книжка?

– Ясно, что нет. Что с тобой делать? Но девка ты, я вижу, ловкая… как ты этого козла поддоном! И помощница мне правда нужна… ладно, будешь мне помогать, потом санитарную книжку оформишь! Это всегда успеется.

– Ой, тетя Клава, спасибо! Спасибо вам большое! Вы меня просто выручили, просто спасли!

– Не благодари раньше времени! – отмахнулась тетя Клава. – Тут работа тяжелая, и платят немного…

Она снова приложилась к бутылке с «лекарством», отпила большой глоток и повеселела.

– А кто же это такие были? – спохватилась Лиза. – Ну, те, во дворе? Это что – бандиты, что ли?

– А кто же их знает! Должно, бандиты.

– А чего же им надо было? Я думала, что они только на богатых нападают, а на вас-то чего? С вас-то взять нечего. Что вообще возьмешь с бедного человека…

Тетя Клава понизила голос и неуверенно проговорила:

– Может, это из-за того, что я в четверг видела.

– В четверг? – Лиза сделала стойку, как охотничья собака, учуявшая дичь. – А что такое вы видели в четверг?

– Что? – переспросила тетя Клава. Глаза ее забегали. – Какой такой четверг? Ничего не знаю ни про какой четверг! Ничего такого не видела и не слышала.

– Наверное, вам еще немножко подлечиться надо… – Лиза выразительно взглянула на бутылку.

– Подлечиться? – Тетя Клава оживилась. – Подлечиться никогда не вредно!

Она сделала еще один большой глоток и проговорила заплетающимся голосом:

– Хорошее лекарство!

– Так что же все-таки здесь случилось в четверг? – напомнила о себе Лиза.

«Лекарство» сделало свое дело, развязав тете Клаве язык. Впрочем, это было нетрудно.

– Ты только прикинь, девонька! – заговорила она возбужденно, плюхнувшись на перевернутое пластмассовое ведро. – Зашла я в женский туалет, прибраться… это, конечно, не моя работа, моя работа – на кухне, но Валентина мне предложила за это отдельно доплатить, а деньги-то всем нужны…

Значит, зашла я в этот туалет – а там мужик какой-то незнакомый крутится.

Сперва-то я подумала, что это сантехник наш, Андрей, да только пригляделась – ничуть не похож, а главное дело, Андрей никогда так не одевается.

Я еще на всякий случай вышла, на дверь поглядела – может, думаю, перепутала, не туда зашла, куда думала. От лекарства, понимаешь, всякое бывает. Нет, точно, женский туалет.

Все ясно, думаю, извращенец какой-то завелся. Бывают, знаешь, такие, которые по женским туалетам шастают.

Я снова зашла, шваброй на него замахнулась.

«А ну, – говорю, – выметайся отсюда, такой-разэтакий…» Ты меня, девонька, извини, но если меня разозлить, я иногда такие слова употребляю, что у некоторых с непривычки уши в трубочку заворачиваются. Я ведь, девонька, не всегда кастрюльки грязные мыла да сортиры чистила, я раньше стропальщицей работала.

– Кем? – переспросила Лиза.

– Стропальщицей. Это которая крепит стропы от подъемного крана к грузу, который надо перекантовать. А когда стропы закрепишь, нужно крановщику команду крикнуть – вира, там, или, наоборот, майна. А кран-то высокий, до кабины далеко, и тут только крепкий матюг помогает. Если крикнешь без матюга – не дойдет, не услышит твою команду крановщик, а с матюгом – все в порядке. Так что стропальщики в обязательном порядке учатся крепкие матюги заворачивать. Иначе им на этой работе никак не удержаться.

Лиза кивнула. Та же Анна Коготкова рассказывала, что на заре ее театральной карьеры она играла в спектакле «Иркутская история», в котором действовали экскаваторщики, крановщики и стропальщики. Правда, театральные крановщики и стропальщики изъяснялись исключительно литературным языком, достойным выпускников филфака, то есть не было в пьесе никакой правды жизни.

Лиза незаметно вздохнула. Вроде бы не так давно была Анна нормальным человеком, к Лизе относилась даже неплохо, болтали они за чашкой кофе. А потом Анна стала злой, нервной и впуталась в какую-то кошмарную историю.

Коллеги заметили со временем, что с Анной что-то не то, и вездесущая костюмерша Надежда Константиновна тут же растрепала на весь театр, что Анну бросил любовник. Причем бросил подло, предательски, просто переметнулся к богатой немолодой бабе, владелице довольно крупного бизнеса. А они с Анной были вместе полтора года, и Анна его любила по-настоящему, по-серьезному, оттого и не смогла пережить такую подлость с его стороны.

Поначалу все очень удивились, а потом и сами заметили, что Анну после спектакля никто не встречает. А до этого Жоржик, как пренебрежительно называла его Надежда Константиновна, вечно торчал в театре.

Вроде бы имел он актерское образование – что-то там окончил в каком-то далеком городе, но в театре никогда не служил. Говорил, что для него это мелко, а на самом деле, на взгляд Лизы, был совершенно бездарен. Но смазлив, как выражалась та же Надежда Константиновна. И пытался пристроиться хотя бы в рекламу. Не слишком получалось, потому что Жоржик был ленив и глуп.