Последняя дверь последнего вагона

Когда спустя полчаса Татьяна заглянула ко мне в комнату, чтобы сообщить, что папа вернулся с работы, то лицо ее вытянулось от удивления. Наверное, никогда раньше ей не приходилось лицезреть своего Сашута таким примерным мальчиком, который сам, без угроз и задабривания, наводит почти казарменный порядок в своей комнате да еще и, вместо того чтобы упражняться в метании игрушек, сидит в уголке дивана с книжкой «Сказки Пушкина»…

Ужин и остаток вечера прошел под знаком совместного дознания Королевых-старших на предмет выяснения причин странной метаморфозы, приключившейся в одночасье с их пятилетним отпрыском. Сам отпрыск, однако, свет на эту загадку не проливал, с любительским следствием сотрудничать всячески отказывался, вследствие чего понес заслуженное наказание в виде лишения просмотра вечерней детской передачи (встревоженные «родители» сошлись во мнении, что в последнее время Саша смотрел слишком много телепередач, что могло негативно сказаться на его незрелой психике)…

Отец Саши оказался мужчиной не интеллигентным и не очень симпатичным. Быстро выяснилось, что работал он водителем-дальнорейсовиком, доставляя промышленные грузы в разные уголки Сообщества. За время общения с ним мне удалось установить, что зовут его Виктором, что любит он смотреть футбол, ездить по выходным с друзьями на рыбалку и пить крепкий чай по образцу чифира; что курит он всегда и везде, причем самые «дешевые и сердитые» сигареты; что из всех методов воспитания детей он предпочитает самый радикальный — в виде профилактической и карательной порки ремнем; что в отношениях с женой он стремится утвердить свою главенствующую роль с помощью повышенных тонов. Правда, Татьяна придерживалась принципа: «Ты мне слово, я тебе — десять; ты повышаешь тон — и я ору», поэтому разговоры между Мужем и женой велись на такой громкости, словно их Разделяло расстояние в сотни метров. Однако (вопреки моим предположениям, что общение в подобном стиле Непременно должно завершаться рукоприкладством и битьем посуды и мебели), достигнув своего пика, перебранка внезапно обрывалась, и спустя несколько секунд один из супругов как ни в чем не бывало спокойным голосом просил другого передать ему соль или перец.

Сама Татьяна работала крановщицей на бетонном заводе — вот почему от нее пахло сталью и машинным маслом.

Словом, это была обычная рабочая семья, и жила она так же, как жили во все времена низы общества — просто и незатейливо. В этом доме книги занимали лишь маленькую книжную полку. Учебники по автоделу, книги по шитью и кулинарии, стопочка детективных «покетов» с красотками и суперменами на обложках. Зато телевизоров (да-да, именно телевизоров, хотя три четверти населения уже перешли на имиджайзеры) здесь было аж четыре — по одному на каждую комнату, включая кухню. Телевизоры эксплуатировались в этой квартире нещадно, особенно кухонный. Шумовой эффект был потрясающим — в том смысле, что стены сотрясались, — но пока меня это устраивало с учетом потребности в информации…

Самым трудным было выведать, в каком городе проживает семья Королевых. Наверное, надо было прямо спросить «мать» или «отца», учитывая, что дети задают странные вопросы по сотне раз на день. Однако я решил не пробуждать ненужных подозрений у «родителей». Оставалось либо ждать, пока это не выяснится естественным путем, либо предпринять поиск данной информации по другим источникам.

Самым надежным источником могли бы стать какие-нибудь документы: квитанции, магазинные чеки, но лучше всего для этого подошел бы личный кард. Или хотя бы паспорт. Однако, обойдя все комнаты, я убедился, что нигде не видно плохо лежащих бумаг и удостоверений, а учинять обыск было чревато. Как известно, родители не любят, когда дети роются в их вещах, а тем более — в документах…

Вечер пролетел незаметно, и, наконец, меня отправили мыться и ложиться спать. И тут я был ввергнут в неимоверное смущение, потому что оказалось, что ко всему прочему Саша был мальчиком крайне несамостоятельным, который принимал душ с маминой помощью. А если учесть, что я воспринимал Татьяну как малознакомую женщину, то можете представить, как я себя чувствовал, когда стоял перед ней во весь рост нагишом, а она терла меня с ног до головы жесткой мочалкой. Правда, я пытался избежать этого позора, заявив, что и сам справлюсь с гигиеническими процедурами, но мой робкий бунт был властно подавлен и оставлен без внимания.

Больше всего я боялся, что непроизвольно выдам свое несоответствие физиологии ребенка. Чтобы не намочить, Татьяна сняла с себя лишнюю одежду, и оказалось, что, в отличие от лица, ее фигура вполне может сойти за торс какой-нибудь музейной Венеры. А поскольку я давненько не был так близок от полуобнаженных женщин, мое мужское начало могло дать о себе знать самым неподходящим образом.

К моему облегчению, то ли душа к подобным плотским порокам не имеет никакого отношения, то ли тело ребенка не реагировало на импульсы взрослого мозга, но, к счастью, никаких отклонений от нормы в моей внешности за время принятия водных процедур не произошло…