Последняя Ева

– В буфете ЦДРИ то бишь, – усмехнулся Лева. – Лев Александрович Горейно, очень приятно.

– Ева Гринева, – представилась Ева.

Она так и не привыкла называть себя по имени-отчеству, несмотря на учительский статус.

– О, Капитанская Дочка! – сказал Лев Александрович.

– Как это вы догадались? – удивилась Ева.

– О чем догадался? – Его широкая бровь тоже удивленно приподнялась. – Просто эта ассоциация сразу приходит на ум, разве не так?

– Наверное, – улыбнулась Ева. – Меня, во всяком случае, ученики так и называют.

– А что вы преподаете? – заинтересовался Лев Александрович.

– Русскую литературу. И язык, – уточнила она.

– Что ж, можете гордиться. Вы хорошо преподаете, раз подобные ассоциации приходят в голову современным оболтусам. Удивления достойно!

То, что ему пришла в голову подобная ассоциация, как раз не должно было вызывать удивления. Внешность Льва Александровича заставляла вспомнить девятнадцатый век или хотя бы начало двадцатого. С первого же взгляда складывалось впечатление дородности, солидности и чувства собственного достоинства, которым явно обладал этот человек. Его удлиненное лицо было обрамлено небольшой бородкой, которая так же ухоженно поблескивала в неярком свете фонарей, как и широкие, вразлет, брови.

«Брови шелковы, собольи», – неожиданно подумала Ева, и ей стало почти весело.

Даже Кузнецкий выглядел вокруг него не как грязноватая шумная улица, а именно как тот оживленный, веселый «пуп Москвы», которым он был когда-то и о котором Ева мимолетно подумала десять минут назад.

– Так куда путь держишь, Еванжелиночка? – повторил дядя Рудик.

– Домой, – ответила она. – Я тут случайно оказалась… По делам.

– Так случайно или по делам? – переспросил Лев Александрович.

– А какая разница? – вопросом на вопрос ответила Ева.

– Да, извините, – согласился он. – Просто я как раз в Писательскую лавку направляюсь и очень не люблю выбирать книги в одиночестве. Думал, Рудик мне компанию составит, а он вот отказывается.

– Ну тебя, Лева, в задницу, – поморщился дядя Рудик. – Еще книги по нынешним временам покупать! Это ж только ты себе можешь позволить. А я напокупался уже, ставить некуда, а толку? И вообще, чукча не читатель, чукча писатель. Зачем ты меня только из буфета дернул, так хорошо сидели…

– А может, вы мне окажете честь? – предложил Горейно. – Все-таки там прекрасные бывают издания, поищете что-нибудь для пользы юных душ, а?

Ева не бывала в Книжной лавке писателей на Кузнецком уже лет сто. Дома у них была огромная библиотека, ее еще дедушка Юрий Илларионович собирал, книжными полками были сплошь увешаны все стены, и на полках стояли такие издания, которых даже Ева не открывала – по лингвистике, например. И литературоведческих книг было множество, не говоря уж о собраниях русских классиков. А запрещенные при советской власти и изданные во время перестройки книги были уже куплены. Так что пополнять библиотеку не было особенной необходимости.

Но Лев Александрович смотрел так доброжелательно, с таким неподдельным интересом, что она заколебалась.

– Я не знаю… – проговорила она. – Дело в том, что я ногу недавно подвернула, и она уже побаливать начала…

– А я на машине, – тут же сказал Горейно. – И с удовольствием доставлю вас прямо к вашему подъезду! Пойдемте, Ева, а?

– О, у Левки авто – что надо! – крутнул головой дядя Рудик. – Не «запор» занюханный. Но тут уж я не завидую, – добавил он. – Это чтоб над водкой сидеть как истукан – мерси вам в шляпу! – Он смешно изобразил ртом какой-то пукающий звук. – Уж лучше на метро как-нибудь или пешочком…

– Что ж, уговорили, Лев Александрович! – засмеялась Ева. – Пойдемте в Лавку.

Уговорить ее на такое дело было совсем нетрудно, особенно сейчас. Еве не хотелось сразу идти домой, она была взволнована разговором с Денисом и должна была успокоиться. А весь облик Льва Александровича как раз и располагал к спокойствию, это она сразу почувствовала.

– Прошу. – Он согнул руку бубликом, предлагая Еве опереться на нее. – Вы же сказали, у вас нога болит?

– Лева, Лева! – вдруг словно вспомнил что-то дядя Рудик. – Погоди… Я тут… Вернусь-ка я, пожалуй, в буфет, раз ты с Еванжелиной в Лавку идешь. – Голос у него стал слегка заискивающим. – Ты это… Не займешь на недельку… сколько-нибудь?

– Конечно, займу, Рудик, – кивнул Горейно, доставая бумажник из-за пазухи черного кашемирового пальто. – Хватит?

– Вопрос! – воскликнул повеселевший Рудик, молниеносным жестом опуская в карман деньги. – Только на недельку, старик, не больше!

– Конечно, на недельку, – кивнул Лев Александрович, и Ева увидела, как он едва заметно улыбнулся – впрочем, для Рудика и совсем незаметно. – Рад был тебя встретить в прежнем здравии. Хорошего вечера!

Ей понравилось, что он дал Рудику деньги так просто, без лишних слов и явно стараясь его не унизить. Даже жест, которым он спрятал бумажник в карман, был изящным и спокойным – впрочем, как и все остальные его жесты.

Ева взяла Льва Александровича под руку, и они пошли ко входу в Писательскую лавку, который находился в двух шагах от них.