Последняя гавань Белого флота. От Севастополя до Бизерты

Блинов ведет нас в трущобы Каракёя, обещает показать то, чего мы никогда без него не увидим. И в самом деле, мы, как вкопанные застываем перед чудом сохранившимися на каменной стене полустертыми буквами «РУССКАЯ ТОРГОВЛЯ». Да это же с тех времен! А рядом еще какие-то надписи, уже не читаемые от копоти и пыли.

Пройдя квартал-другой, останавливаемся перед дверями старого шестиэтажного доходного дома, на которых табличка на русском и греческом: «Церковь Святого Пантейлемона. 6 этаж».

Поднимаемся по полутемной винтовой лестнице с широкими площадками на шестой этаж. Двери в храм распахнуты. Бедно, скромно, но благочестиво.

— Вот сюда они молиться ходили, — шепотом поясняет Блинов. И больше ничего пояснять не надо... Все остальное доскажут эти намоленные за двести с лишним лет иконы и эти восковые свечи, воткнутые в песок. Стоим перед ликами, перед которыми стояли наши герои, и именно тут-то и возникает эффект духовного зеркала: они и мы отражаемся через эту икону Спасителя, отражаемся друг в друге...

Ну, интересно в Стамбуле день-другой-третий. А как же потом, как жить здесь, зная, что это надолго, что это безвозвратно домой, на родину? Как же осточертеет эта крикливая восточная пестрота через неделю-месяц-год? Уж если сейчас так в Севастополь хочется, как же тогда им хотелось?!

Листаю книгу Любови Евгеньевны Белозерской:

«Многие назвали Константинополь Клопополь. Я от себя добавлю — Крысополь... И все-таки красивейший город с неповторимой архитектурой. А закаты? Какие закаты! И это необыкновенное розово-лавандово-опаловое небо, пронзенное свечами минаретов... Все же по Босфору на каике мы проехались... Вода здесь фосфоресцирует. Мне нравилось опускать руки за борт каика и следить за таинственной мерцающей дорожкой, убегающей из-под моих пальцев... Затем я повезла Василевского в Эюб.

На “Золотом Роге”, там, где европейские “Сладкие воды” (извилистая тенистая речушка, каких в России тысячи тысяч), расположено священное место Эюб. По преданию, здесь, в часовне из голубых изразцов, хранится особо чтимая святыня — меч Магомета. И короноваться сюда ездили султаны.

Недалеко от ворот, под пологом необыкновенной красавицы-чинары, своей кроной закрывающей почти весь двор, сидят бородатые продавцы четок.

Полный, полный провал...

Черная дыра. Ни денег, ни перспектив. Муж курил папиросу за папиросой, переживая свою неудачу: своими руками отдал жулику последние свои гроши... Ему, Василевскому, и в голову не могло прийти, что его как мальчишку обманет его приятель. Акционерное общество, издательство! Кому нужны в Константинополе книги? В этой “передней Европы” жить могут только жулики. Все продают и за все получают процент. Спросите, где аптека, скажут адрес и тут же добавят: “Скажите провизору, что я (следует имя) вас прислал. Он знает”. Эту фразу вы слышите десятки раз на дню: “Не забудьте сказать, что от меня. Там знают...”»

...Мы пошли по Галатской пристани и свернули наугад в первую улочку и попали в галатские притоны, которые тянутся по обе стороны улицы. Это целый квартал проституток самого низшего разбора — для портовых грузчиков и матросов. Каменная ступенька ведет к дверному проему, закрытому занавеской. Завешенное окно — без рамы и стекол. Внутри берлоги с тюфяком — «ложе любви». На ступеньке сидит «товар». «Товар» в большинстве своем страшный: старые и грубо намалеванные женщины. Они что-то нам кричали, слава Богу, непонятное...

Зловещее впечатление осталось не только от галатских притонов. В описаниях Востока часто рассказывается об оживленных крытых базарах. Но «Большой базар» — «Гран-базар» — «Капалы Чарши» в Константинополе, наоборот, поражал своей какой-то затаенной тишиной и пустынностью. Из темных нор на свет вытащены и разложены предлагаемые товары: куски шелка, медные кофейники, четки, безделушки из бронзы. Не могу отделаться от мысли, что все это декорация для отвода глаз, а настоящие дела творятся в черных норах. Ощущение такое, что если туда попадешь, то уж и не вырвешься...

Аркадий Аверченко сказал: «Жестокий это боксер — Константинополь. Каменеет лицо от его ударов». Лучше не скажешь...

В это же самое время на финских берегах другой русский эмигрант, Игорь Северянин, писал кровью сердца исповедное:

Ты потерял свою Россию.
Противоставил ли стихию
Добра стихии мрачной зла?
Нет? Так умолкни: увела
Тебя судьба не без причины
В края неласковой чужбины.
Что толку охать и тужить —
Россию нужно заслужить!

* * *

В 16 часов едем автобусами в Буюк-Дере — на загородную дачу некогда российского посольства, поставленную здесь еще в XIX веке. Нас принимают сотрудники генконсульства, да еще наш посол Владимир Евгеньевич Ивановский из Анкары приехал. Событие все-таки неординарное в культурной жизни не только посольства!