Читаем Последняя гимназия полностью

— Приехали! — не сразу заговорил он, когда его остановили. — Приехали с дачи… Шкидцы приехали, потом Викниксор… Степан ему сразу накапал… Потом… — Кубышка всхлипнул и шмыгнул носом — потом пришел Викниксор и меня выгнал.

Он снова всхлипнул, хотел что-то прибавить, но махнул узелком и пошел.

— Идём! — дернул Иошка Сашку.

Пошли в Шкиду.

— Ну и всыпались вы! — тревожно зашептал дежурный, встретивший ребят на кухне. — Викниксор здесь чуть Кубышку не изволохал!

— Да? — испугался Сашка. — Злой?

— Как чёрт…

— А где он? —

— В учительской наверно…

Викниксор, заслышав разговор, уже шел навстречу. Последний раз ребята видели его простым, спокойным и даже грустным. Сейчас он шел на них медленно, тяжело переставляя ноги и непримиримо заложив руки в карманы пиджака.

— Вот что, — сказал он, поднимая брови и останавливаясь; сказал жестко и раздельно как давно обдуманное и решенное:

— Из школы вы можете убираться. И сделать это я попрошу вас немедленно. Мне воров и негодяев не надо…

— Позвольте…

— Ни слова… Я знаю вашу манеру отпираться. Мне все известно о ваших похождениях.

— Ничего вам неизвестно… Только нахально врут… Врут вам, а вы и поверили.

— Будете скандалить — уйдете с милицией. И потом, — резко крикнул Викниксор: — с вами мне не о чем разговаривать. Дежурный, выпусти вот этого! — Он указал на Сашку, а Иошке через плечо бросил: — Ты можешь переночевать в школе в музее и завтра отправляться куда угодно…

Дежурный выпустил Сашку и, закрывая двери, сказал:

— Надо к кастелянше сбегать, а то из музея одеяла, постель забрали… Ему спать не на чем.

— А это уже роскошь! — прервал дежурного Викниксор, — Можно и без этого. Я и то разрешаю ему остаться лишь потому, что ночь сегодня холодная, дождливая, можно простудиться… Да… А одеяло — это уже роскошь… Понимаешь?

— Понимаю! — ответил Иошка. — Спасибо…

На другой день он ушел.

2

"Ну, теперь всё! — думал Иошка. — Теперь только одна надежда — техникум. Примут — хорошо. Не примут — гибель. Назад в Шкиду не пойду".

Сашка переночевал эту ночь у матери и тоже с утра спешил в техникум — узнать, принят он или нет. Он пришел туда раньше Иошки, пришел, когда списки только вывешивались. Списки окружила толпа, все кричали, волновались, толкались, толкался и Сашка, забыв привычную вежливость и протискиваясь вперед к спискам, чтобы найти свою фамилию. Его близорукие глаза шарили по листу, торопливо бегали вверх — вниз, налево — направо, но фамилии не было.

— Не принят!..

Он поискал Иошкину фамилию, но тоже не нашел.

— Не принят!

Он вышел на улицу и присел на ступеньки крыльца. Кругом проходили люди. Проходили, разговаривали. Сашка сидел в уголке, подняв воротник, надвинув кепку, и думал.

Сашка думал и, странное дело, не о том, как быть дальше а о том, что делал бы он, если бы его приняли. Он представил, что вначале пойдет в канцелярию и узнает, где общежитие, потом отправится в общежитие и попросит помещение, попросит жратвы, потом подаст заявление в стипендиальную комиссию, потом…

За спиной хлопнула дверь и на плечо опустилась рука. Сашка вздрогнул.

— Поздравляю! — мрачно пробурчал Иошка: — Тебе повезло.

— Факт! усмехнулся Сашка. — Подвезло здорово…

Иошка снял руку с плеча и удивленно посмотрел на приятеля.

— Что ты, очумел? Радоваться, дура, надо, что приняли.

— Кого?

— Тебя! — крикнул Иошка.

Оба замолчали. Сашка таращил глаза и шевелил ртом: говорить он не мог.

— Ах вот что! — понял наконец Иошка. — Ты по слепоте своей фамилии не рассмотрел…. Ах, Сашка. Сашка. Сова безглазая… Бить тебя некому!..

Иошка схватил его за руку и потащил обратно в техникум.

— Смотри! — палец лег и пополз под словами: "Список принятых на третий курс". — Видишь?.. Теперь смотри здесь! — палец скользнул вниз и пополз под Сашкиной фамилией: — Видишь?..

— Теперь вижу! — улыбнулся Сашка. Он пробовал сохранить серьезность, но широкая, радостная улыбка раздирала рот. Улыбнулся и хмурый Иошка.

— Поздравляю!

А когда Иошка, простившись, ушел, Сашка отправился в канцелярию узнавать, где общежитие.

3

Иошка шел вперед. Шел с одной мыслью: что делать?

Прежде всего хотелось есть, потом надо найти какую-нибудь квартиру. Ни родных, ни знакомых у него не было, и оставалось идти в Губоно. Просить.

В Губоно он прождал почти два часа, пока его приняли. Приняли холодно, с каким-то насмешливым вниманием. Выслушали для проформы, потому что ещё с утра звонил и всё сообщил по телефону Викниксор. Выслушав, написали коротенькую записочку в дефективный детдом на Выборгской стороне.

Иошка пошел опять. Со вчерашнего дня он ничего не ел; денег у него не было, была только одна копейка, медная полустертая монета, которую он нашел по дороге. Не хватало второй, чтобы купить полфунта хлеба. Иошка шел, присматриваясь к земле:

"Если нашел копейку, почему не найти другую?" — рассуждал он.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное