Последняя глава

— Не беда, что сделано было оглашение, — сказал он, — венчание будет позже, когда ты сама назначишь.

В этом он, в сущности, был прав; она смягчилась и с любопытством стала расспрашивать, что сказал пастор и правильно ли выговорил он ее французское имя.

— Да, пастор удивился и спросил, не дворянка ли она.

Она заинтересовалась, что это он там мастерит с сигарой.

Разве она не знала? Сигару нужно смочить снаружи и основательно помять в руках, иначе она не годится. Он купил сигару и взял ее с собой домой, чтобы сидеть у нее в комнате и курить.

— В таком случае, зажги ее! — сказала она. Даниэль здорово надымил в комнате, а фрекен вдыхала дым и наслаждалась. Они оба пошли в кухню и там поужинали, и, так как фрекен боялась темноты и ее терзали грустные мысли, то она привела Даниэля обратно в свою комнату. И в эту ночь она спала спокойно, потому что ее караулил Даниэль.

Не раньше понедельника спустился снова Даниэль в село. Он бегал то туда, то сюда и очень торопился; он был в напряженном состоянии: теперь уже свершилось; об этом было объявлено с церковной кафедры. Что же сказало село? О, село почти онемело, и не без причины.

Он отправился на базар, там всегда бывало много народу, друзей и приятелей, от которых он мог получить сведения; он притворился, будто у него важное дело и пробрался к прилавку. Когда увидели, кто подходит, все расступились и дали ему дорогу; никогда раньше не относились к нему с таким почтением. Он принял это, как взрослый человек, с достоинством. Тут один протянул ему руку и поздравил его, затем — другой, в конце концов подошли все. Даниэль наслаждался.

Какая-то женщина сказала:

— Я всегда говорила, что из тебя выйдет толк, Даниэль, ты из хорошей семьи, твоя мать и я были однолетки, и мы вместе конфирмовались, а теперь она почивает в могиле!

Тут были люди с разных сторон: все единодушно поздравляли его, было ясно, что в селе находили, что он «убил бобра». Большое впечатление произвело, когда пастор в церкви сказал фрекен Юлия д'Эспар; также понял Даниэль, что Гельмер очень постарался после того, как побывал на сэтере, расхваливал и пристройку, и фрекен.

С базара Даниэль отправился без особенной надобности к ленсману: ему нужно было уплатить маленький налог или что-то в этом роде; в глубине души он хотел показаться Елене и повеличаться перед нею. О, молодость и юность сердца! Недостаточно быть владельцем сэтера, иметь домашнюю скотину и невесту, и хлеб насущный; нет, в нем всплыло что-то новое и тоже требовало пищи! Даже у мальчишки из куринной избы есть своя внутренняя жизнь, с которой приходится считаться, о, сильная и сложная внутренняя жизнь, и требованиям ее приходится уступать. Тщеславие? Возможно. Властолюбие? Любовь? Торжество? Возможно и это. Елена когда-то пренебрегла им…

Она не встретила его, не побежала ему навстречу, не взглянула на него влажными глазами и не выражала раскаяния — совсем нет, ее не видно было. Это было досадно, черт возьми, но… скатертью дорога!

В канцелярии он уплатил налог и сунул в карман квитанцию ленсманского писаря с таким видом, словно то была ничтожная бумажонка, какими он сигару раскуривает; размеренно сказал: — «Прощайте» вместо «До свидания». И, уходя из усадьбы ленсмана, он не заметил, чтобы кто-нибудь смотрел ему вслед.

Кончено!

Но тут случилось нечто: в лесу он встретил ее, Елену: она шла ему навстречу, приблизилась, поклонилась. Оба остановились, оба покраснели. И начали беседовать. У нее, у жены ленсманского писаря, тоже была своя внутренняя жизнь, тихо протекавшая в скромных рамках, но для нее она была важна и вполне обоснована. Она прямо приступила к делу и, поздравляя, протянула ему руку.

— Да, это была большая новость, — сказала она, — и если бы не пастор сказал это, мы не поверили бы.

— Может быть, мне следовало прежде у тебя спроситься? — насмешливо сказал он. Она больше не существовала для него, покраснел он при встрече от неловкости.

Ответ ее смутил его:

— Давно уже не видела я тебя, — сказала она. Даниэль, которому почудилось, что на лице у нее отражаются раскаяние и грусть, твердо ответил:

— Да, много времени прошло с тех пор, как ты исчезла.

— О, — сказала она, смиренно улыбаясь, — я никуда не исчезла, я живу в селе.

— Может быть. Да я то не имею обыкновения без дела ходить в село. А к тебе у меня нет больше никакого дела.

— Конечно, нет.

— Да, это так, и так и будет — сказал Даниэль. О, он был парень упрямый, не любил нежничать, не рохля какой-нибудь. Он ей ответил, он покажет…

Но она по-видимому, не захотела распространяться об этом, она неожиданно спросила:

— Какую такую девицу ты заполучил? Даниэль вспылил и побледнел:

— Зачем тебе знать это? Разве недостаточно того, что я знаю?

— Да. Но знаешь ли ты это?

— Если мне захочется больше узнать о ней, то я приду к тебе, — сказал он, сделав вид, что хочет уйти. — Ты стала страшно любопытна с тех пор, как вышла замуж за ленсмана!

— Да, ты знаешь, — сказала она, — ленсман должен всех и каждого допрашивать. Это уж так.

— Ну, — насмешливо спросил он, — значит, он и ее допрашивал?

— Да, — ответила она.