Последняя глава (Книга 3)

- Весьма. Мне кажется, он с этим своим спокойствием может преодолеть любые препятствия. Я его очень люблю.

- Ах, вот как!

- Я и не думала дразнить вас, Тони.

- Это все равно, что сидеть на пароходе рядышком я быть связанным по рукам и ногам. Пойдем покурим.

- Публика уже возвращается. Приготовьтесь объяснить мне мораль второго действия. Пока я никакой не вижу.

- Подождите!..

Динни глубоко вздохнула.

- Какой ужас! Я еще помню историю с "Титаником". Сколько жизней гибнет даром! Просто страшно становится!

- Вы правы.

- Гибнут жизни, и гибнет даром любовь.

- И у вас тоже многое погибло?

- Да.

- Вы не хотите об этом говорить?

- Нет.

- Я не думаю, чтобы жизнь вашей сестры пропала даром. Она слишком живой человек.

- Да, но она оказалась в капкане.

- Она из него вырвется.

- Не могу допустить мысли, чтобы ее жизнь оказалась испорченной. Нет ли какого-нибудь законного обхода, мистер Дорнфорд? Чтобы не предавать дела гласности.

- Только если ее муж даст повод.

- Не даст, он будет мстить.

- Понимаю. Тогда боюсь, что остается только одно - ждать. Такие истории обычно разрешаются сами собой. Католикам, собственно говоря, не полагалось бы признавать развод. Но если вы считаете, что есть серьезные основания...

- Клер всего двадцать четыре. Не может же она жить одна всю жизнь.

- А вы собираетесь?

- Я? Это совсем другое дело.

- Да, вы очень разные; но если ваша жизнь пройдет без счастья, это будет еще хуже. Настолько же хуже, как потерять чудесный день зимой страшнее, чем летом.

- Занавес поднимается...

- Удивительно! - пробормотала Клер. - Смотрела я на них, и мне все время казалось, что их любовь недолговечна. Они пожирали друг друга, как сахар.

- Боже мой, если бы мы с вами на том пароходе...

- Очень уж вы молоды, Тони.

- На два года старше вас.

- И все-таки на десять лет моложе.

- Неужели вы совсем не верите в вечную любовь, Клер?

- В страсть - нет. Лишь бы ее утолить, а там хоть трава не расти. Конечно, для тех, на "Титанике", конец любви настал слишком скоро. И какой: холодные морские волны! Брр!

- Разрешите мне накинуть на вас пальто.

- Знаете, Тони, я от этой пьесы не в восторге. Она переворачивает душу, а я вовсе не хочу, чтобы мою душу переворачивали.

- В первый раз она мне, конечно, больше понравилась.

- Спасибо!

- Все дело в том, что я рядом с вами и все-таки далеко. Лучше всего в пьесе те сцены, где изображается война.

- А мне, глядя на все это, расхотелось жить.

- В этом-то и заключается ирония.

- Герой точно сам над собой смеется. Даже мороз по коже подирает. Слишком похоже на всех нас.

- Лучше бы мы пошли в кино, там я мог бы хоть держать вашу руку.

- Дорнфорд смотрит на Динни так, словно она мадонна будущего, а ему хочется превратить ее в мадонну прошлого.

- Видимо, так оно и есть.

- У него приятное лицо. Интересно, понравится ли ему военный эпизод? "Ура! Флаг взвился!" {Припев английской матросской песни.}.

Динни сидела, закрыв глаза, чувствуя на щеках непросохшую влагу слез.

- Но она никогда бы не поступила так, - сказала она охрипшим голосом, не стала бы махать флагом и кричать "ура", никогда! Может быть, смешалась бы с толпой, но так - никогда!

- Ну, это сценический эффект. А жаль! Прекрасный акт, действительно очень хорошо сделано.

- А эти несчастные накрашенные девицы, которые становятся все несчастнее и все сильнее красятся, и потом эта "Типперери" {"Типперери" песенка английских солдат.}, которую они насвистывают! Война, должно быть, все-таки ужасная штука!

- Человек впадает как бы в экстаз.

- И долго он находится в таком состоянии?

- В известном смысле - все время. Вам это кажется отвратительным?

- Я никогда не берусь судить о том, что люди должны были бы чувствовать. Но, по рассказам брата, все примерно так и было.

- Это нельзя назвать жаждой "ринуться в бой", - продолжал Дорнфорд, - я ведь совсем не вояка по природе. Но говорить, что война - самое потрясающее из человеческих переживаний, уже стало штампом.

- Вы и теперь считаете это самым потрясающим?

- До сих пор считал". Но... я должен вам сказать, пока мы вдвоем... я люблю вас, Динни. Я ничего не знаю о вас, а вы - обо мне. Но это не важно. Я сразу полюбил вас, и мое чувство становится все глубже. Я не жду от вас ответа, я только хотел бы, чтобы вы иногда вспоминали о моей любви...

Клер пожала плечами.

- Неужели люди в самом деле вели себя так во время перемирия, Тони? Неужели люди...

- Что?

- Так себя вели?

- Я не знаю.

- Где же вы были?

- В Веллингтоне, только что поступил в школу. Отца убили на фронте.

- Мой тоже мог быть убит, и брат. Но все равно! Динни говорит, что мама плакала, когда объявили перемирие.

- Моя, наверное, тоже.

- Больше всего мне понравилась сцена между сыном и девушкой. Но в целом - пьеса слишком волнует. Давайте выйдем, я хочу покурить. Впрочем, нет, лучше не надо. Всегда рискуешь встретить знакомых.

- Черт!

- Видите, я пришла сюда с вами, и это уже много. А ведь я дала торжественное обещание целый год не подавать никакого повода... Не унывайте же! Мы будем видеться очень часто...

- "Величие, достоинство и мир", - пробормотала Динни, вставая, - и самое великое - это "достоинство".