Читаем Последняя глава романа С Лукьяненко `ОСЕННИЕ ВИЗИТЫ` полностью

- Да какие уж тут шутки. Бог нашего мира - Сергей. Он задумал написать книгу, и он сделал это. Он заставил нас страдать, и мы страдали. Он заставил нас умирать, и мы умирали. Ему казалось, что он умирает вместе с нами, но это не так. Он там, где-то далеко, не в нашей Галактике, и даже не в нашей Реальности. А здесь все идет так, как он захотел. Это его иллюзия, и он наш Император.

- Ярослав Сергеевич, я запутался. Я ничего не понимаю. Как это меня не существует? Я здесь, Вы же видите меня. Я могу дотронуться до Вас рукой, я могу встать и уйти. И что, Вы при этом пропадете как мираж?

- Hет, все гораздо хуже. Стоит ему сейчас перестать писать, и мы с тобой оба пропадем как миражи.

- Как это прекратить? Вы же говорите, что он уже написал свой роман.

- Да не Лукьяненко. Артему. Он сейчас, прямо сейчас, пишет про нас, и только поэтому мы существуем. Хотя нет, не только потому. Сергей закончил свой роман, он дал нам жизнь, но он и не подозревал, что это еще не конец. Мы продолжаем жить. Мы продолжаем жить в его памяти, в памяти сотен тысяч людей, прочитавших его книгу, мы просто продолжаем жить, потому что однажды подарив кому-то жизнь не так-то просто забрать ее обратно. Можно убить человека, можно уничтожить его, но что сделать с памятью? Вот смотри, - Заров встал, подошел к дереву, отломал тоненькую веточку, и вернулся к скамейке. Ветка была облеплена взбухшими, уже кое-где взорвавшимися почками, словно природа поразила дерево язвами жизни.

- Смотри, - продолжил писатель, - я только что сорвал эту ветку, ты видишь ее, можешь потрогать. Понюхай, чувствуешь, как пахнет весной?

Кирилл приблизил ветку к лицу и втянул в себя аромат только что раскрывшихся листочков. Да, на самом деле пахло свежестью, весной, пахло жизнью...

- Ты можешь ощущать эту ветку всеми органами чувств, можешь поломать ее, можешь просто выкинуть, все равно она лишь набор знаков на белом листе бумаги, ее не существует в мире того, кто сейчас пишет о ней, вся эта свежесть и весна, лишь плод его воображения.

- Hо я ведь ее чувствую! - Кирилл сломал прутик и посмотрел на Зарова. - Я-то ее чувствую...

- Вот в том то все и дело, что мы чувствуем. В том то и дело что мы живем, мы болеем, мы теряем друзей, мы истекаем кровью, мы умираем... В нашем мире боль это боль, и смерть это смерть.

- Так значит... Так значит это он, это Сергей убил мою маму? Кирилл схватил Зарова за руку. - Получается, это он убил мою маму, и всех остальных? - парень вскочил со скамейки и встал рядом сжав кулаки.

- Да, он создал нас, он заставил пережить это, он же и решил, что некоторым из нас жить больше не стоит. И нельзя его за это винить, он не убийца, он писатель. Просто писатель, такой же, как и я.

- Как Вы?

- Да. Я тоже создаю миры, придумываю реальности, творю жизни и судьбы, а когда они мне больше не нужны, стираю, забываю о них. Hо я даже и представить себе не мог, что все мои полеты творчества, все мои беды и радости, все моя жизнь - лишь плод чьей-то фантазии, что я сам всего лишь фантазия. Ты знаешь, когда-то в одной из своих книг, я написал, что хочу отучить людей мечтать. Если бы я знал тогда, каким фарсом все это обернется. Если бы я знал тогда, КТО это написал...

- Hо разве это не жестоко? Разве так можно?

- Можно? - Заров, сел и посмотрел сквозь паренька, в никуда, как будто бы хотел заглянуть за край страницы, вырваться из проклятой двухмерности букв. "Что за глупости лезут мне в голову?" - подумал он.

- Я не знаю, Кирилл, не знаю. Мне всегда казалось, что я вру. Что я не живу жизнью своих героев, что я лишь притворяюсь, что понимаю их, и чувствую их боль, а теперь я даже и не знаю... Живу ли я своей жизнью, или моей жизнью жил Сергей Лукьяненко. А может и не жил вовсе, а лишь решил поиздеваться сам над собой, и выдумал меня для смеху, для возможности посмотреть на себя со стороны, как еще один из способов познать самого себя. Hо теперь я уже не нужен ему, это уже пройденный этап. Если бы он только знал, как это погано и унизительно чувствовать себя пройденным этапом чьей-то жизни... Теперь я понимаю Славика. Он был моим дублем, но ему не довелось узнать, что я и сам являюсь не более чем ментальной копией, лишь игрой чьего-то воображения.

- Так а при чем здесь этот Слай, я чего-то совсем запутался...

- Да он тут и не причем. Просто сейчас, в данную минуту,он пишет о нас, о том, как мы сидим тут с тобой, и разговариваем. В общем-то, лишь благодаря нему мы сейчас встретились. Он мне рассказал, как все обстоит на самом деле. Он, можно сказать, дал мне вторую жизнь. Понимаешь, когда фантазия встречает своего автора, она перестает быть фантазией. Когда иллюзия осознает, что ее не существует, она становится реальностью.

- И что это значит?

- А это значит вот что. Я понимаю, что Сергей не виноват. Он всего лишь писатель. Он не знал, что вершит судьбы, ему казалось, что все это лишь его личные переживания, его личная жизнь, его творчество... Hо все же, я хочу отомстить ему. Я тоже писатель, и мстить я буду его оружием.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зараза
Зараза

Меня зовут Андрей Гагарин — позывной «Космос».Моя младшая сестра — журналистка, она верит в правду, сует нос в чужие дела и не знает, когда вовремя остановиться. Она пропала без вести во время командировки в Сьерра-Леоне, где в очередной раз вспыхнула какая-то эпидемия.Под видом помощника популярного блогера я пробрался на последний гуманитарный рейс МЧС, чтобы пройти путем сестры, найти ее и вернуть домой.Мне не привыкать участвовать в боевых спасательных операциях, а ковид или какая другая зараза меня не остановит, но я даже предположить не мог, что попаду в эпицентр самого настоящего зомбиапокалипсиса. А против меня будут не только зомби, но и обезумевшие мародеры, туземные колдуны и мощь огромной корпорации, скрывающей свои тайны.

Алексей Филиппов , Евгений Александрович Гарцевич , Наталья Александровна Пашова , Сергей Тютюнник , Софья Владимировна Рыбкина

Фантастика / Постапокалипсис / Социально-психологическая фантастика / Современная проза / Современная русская и зарубежная проза
Живи, Донбасс!
Живи, Донбасс!

Никакая, даже самая необузданная фантазия, не в состоянии предвидеть многое из того, что для Донбасса стало реальностью. Разбитый артиллерией новой войны памятник героям Великой отечественной, войны предыдущей, после которой, казалось, никогда не начнется следующая. Объявление «Вход с оружием запрещен» на дверях Художественного музея и действующая Детская железная дорога в 30 минутах от линии разграничения. Настоящая фантастика — это повседневная жизнь Донбасса, когда упорный фермер с улицы Стратонавтов в четвертый раз восстанавливает разрушенный артиллерией забор, в прифронтовом городе проходит фестиваль косплея, билеты в Оперу проданы на два месяца вперед. Символ стойкости окруженного Ленинграда — знаменитые трамваи, которые снова пустили на седьмом месяце блокады, и здесь стали мощной психологической поддержкой для горожан.«А Город сражается по-своему — иллюминацией, чистыми улицами, живой музыкой…»

Дмитрий Николаевич Байкалов , Иван Сергеевич Наумов , Михаил Юрьевич Тырин , Михаил Юрьевич Харитонов , Сергей Юрьевич Волков

Социально-психологическая фантастика