Но как-то за ужином он как бы невзначай заметил, что не обидится, если Минхо будет есть со всеми. Мало ли, вдруг у него там личная жизнь и хочется повидаться с кем-то? В отличие от Томаса, добровольно выбравшего жизнь отшельника, Минхо каждый день, так или иначе, контактировал со всеми членами их маленькой первобытной общины.
В ответ Минхо лишь пожал плечами и никак не прокомментировал его замечание, просто молча продолжил есть принесенный Брендой суп.
Больше Томас эту тему не затрагивал.
Время шло, мысли на Минхо замыкались по круговой снова и снова. И если раньше Томас часто вспоминал Терезу, Ньюта, Алби, Чака и остальных, то сейчас все его мысли занимал только Минхо, и, черт возьми, это было совсем не лучше его депрессии в первый месяц жизни на этом гребанном острове. Потому что невозможность хоть как-то выплеснуть это напряжение, которое чувствовал, казалось, только один Томас, сводила его с ума каждый день все больше.
В конце концов, Томас решил, что ему стоит попытаться сбросить его естественным путем. Ну что, скажите на милость, мешает ему пойти в деревню на вечерние посиделки, познакомиться с какой-нибудь симпатичной девчонкой и…
Он и пошел. Минхо, если и удивился, когда после ужина Томас сказал, что пойдет прогуляться, ничего не сказал. Только завалился спать. Томас же пошел на побережье. Его приняли сначала настороженно, но поскольку все уже знали, что он тусуется с Главой, так ребята за глаза называли Минхо, как одного из старост деревни, то приняли вполне дружелюбно.
Когда все опасности и горести остались позади, они позволили себе расслабиться и стать теми, кто есть на самом деле – подростками, детьми. Томас и Минхо, да еще, пожалуй, с пару десятков человек, если не считать Хорхе и Винса, здесь были самыми старшими. Остальным едва ли исполнилось шестнадцать-семнадцать лет.
Парочка девушек оказались не прочь познакомиться с ним поближе. Они вовсю флиртовали и строили ему глазки, но, если честно, Томас чувствовал себя ужасно глупо, пытаясь отвечать на их заигрывания. И это чувство ему совершенно не нравилось. У него был всего один опыт общения с девушками – с Терезой и с Брендой. Но если с Терезой они общались недолго и в напряженной обстановке, так что их отношения просто не успели выйти за рамки дружеских, то с Брендой не было даже намека на романтику, потому что Томас просто не рассматривал ее как свою потенциальную девушку. Во-первых, было некогда, а во-вторых, она была для него членом команды, хорошим другом, но не…
В конце концов Томас поднялся и ушел к себе. По пути домой он с тревогой размышлял, все ли с ним в порядке и как он должен себя вести с девушками, чтобы построить нормальные полноценные здоровые отношения, имея практически мизерный опыт общения с ними в этом плане? И стоит ли вообще это делать, если его, черт возьми, тянет к Минхо и он ничего не может с этим поделать?
Когда он вернулся, Минхо мгновенно проснулся. Спал он чутко. Приподнял голову, сонно сощурившись, и ехидно поинтересовался:
– Ну как все прошло?
– Нормально, – буркнул Томас, поспешно раздеваясь в темноте и забираясь на свою часть кровати.
– Но ты выглядишь так, словно потерпел неудачу. Ни за что не поверю, что ни одна из этих мымр не захотела тебе дать.
Смутившись, Томас отвернулся от него и натянул одеяло едва ли не по самые уши.
– Почему не поверишь? – пробурчал он.
– Потому что ты симпатичный, – хмыкнул Минхо.
Томас от удивления даже повернулся к нему.
– Правда? – и тут же, смутившись не столько вырвавшегося вопроса, сколько его неуместности (вдруг Минхо еще не так поймет?), поспешно добавил: – То есть я хочу сказать, это…
– Да.
Томас смешался и замолчал, пытаясь разглядеть выражение лица Минхо в почти кромешной темноте. Но все, что ему удалось рассмотреть, только очертания его тела. Минхо спал в одних бриджах, потому что по ночам часто бывало душно, и они оставляли открытым окно, на которое повесили ткань от москитов.
Внезапно Минхо зашевелился и оказался совсем близко, нависая над Томасом. Тот от напряжения, легкого испуга, недоумения и волнения забыл, как дышать. Лицо Минхо было близко-близко, но он просто смотрел в своей обычной раздражающей, слегка снисходительной и вместе с тем загадочной манере, как будто знает что-то, что неизвестно Томасу. Окончательно растеряв все мысли, Томас уже открыл было рот, чтобы что-то сказать, сам не зная что, но в этот момент Минхо накрыл его губы своими и с уверенностью скользнул языком между ними.
Томаса как будто парализовало. Он застыл, все его тело натянулось, словно струна. Но Минхо, казалось, это нисколько не смутило. Он продолжал спокойно и методично изучать своим чертовым языком рот Томаса, заставляя его дрожать. Спустя какое-то время, показавшееся им обоим вечностью, Томас хрипло выдохнул в рот Минхо, издав то ли всхлип, то ли стон, и с жаром ответил на поцелуй, запустив пальцы в густые черные волосы на затылке.