Последняя глава

Фру Рубен сидела, словно перебирая свои собственные мысли и воспоминания. Не была ли она сама в таком же положении, как эта леди, покинута, оставлена без внимания своим мужем? Разве нет? Было бы слишком несообразно, чтобы она из чистого альтруизма заинтересовалась судьбой этой чужой для нее личности, хотя бы в данном случае дело и шло о расовой соплеменнице. Консул, повидимому, не чуял ничего недоброго. Если бы он случайно поднял глаза, его охватило бы подозрение при виде все более и более загорающихся глаз его жены. Она сидела и наблюдала его со стороны. Ее миндалевидные глаза приняли испытующее выражение и засверкали недобрым огоньком, указывая на усиленную внутреннюю работу в этой жирной голове.

— Фу! — отдуваясь, сказал консул, — какая грязь! Сколько ей лет?

— Да, грязь, — ответила фру.

— Мне здесь делать нечего. Фру молчала.

— Сколько ей лет?

— Ну, ты мог бы сделать что-нибудь, если бы захотел. Консул, с внезапным порывом раздражения:

— Сколько ей лет, спрашиваю я? Черт побрал бы это скрытничанье!

Фру криво улыбается:

— Сколько ей лет? Я ее не спрашивала. Я не знаю даже, можно ли назвать ее красивой, с твоей точки зрения. Не все ли равно, впрочем, ведь не это интересует тебя.

Консул в полном раздражении:

— Да, это меня совсем не интересует! Я не интересуюсь ни этой дамой, ни ее скандалами. Послушай, это, наконец, в высшей степени сумасбродная идея с твоей стороны велеть внести добавочную кровать в эту конуру. Хорошо, что только на одну ночь. И вообще-то я не понимаю, зачем ты вытребовала меня сюда в горы.

Да, никакого сомнения быть не могло, что фру следовала какому-то определенному плану и работала на свой счет, иначе она не говорила бы того, что сказала. И она, по-видимому, решила добиться чего-то. В самом безнадежном на вид положении она упорно сохраняла свою позицию, будь что будет!

— Так я, значит, причинила тебе хлопоты там, дома? — спросила она. — Ты не наделал мне хлопот, приехав.

— Не можешь ты разве понять это? Что у тебя здесь, дело, почта, контора, большой персонал?

— Нет, у меня ничего нет, только я сама, всегда только я сама! — она жалобно продолжала. — Я выехала сюда в один прекрасный четверг и тотчас написала. Проходит четверг за четвергом, но от тебя не было ни слова. Я писала снова и снова. Нет. Ну, в конце концов я телеграфировала.

— Ты этого не понимаешь — ответил он, — но у меня времени не было, как раз теперь у меня масса дела. У служащих очередные отпуска, их работу ктонибудь должен же делать. Надо же мне время, чтобы поесть, должен же я поспать хоть когда-нибудь.

Молчание.

— Но ты этого не понимаешь, — повторяет он и начинает раздеваться.

— Если ты это говоришь, значит, это верно, — отвечает она.

— Это так. И поздно уже сейчас, давай ложиться! Нет, в эту аферу с танцовщицей я не могу ввязываться. Ты ведь понимаешь меня, надеюсь?

Молчание. Фру говорит, наконец:

— Она должна получить ответ от мужа, между ними не все еще решено. Она слишком отяжелела, чтобы вернуться к танцам, и не может начать свою карьеру сызнова. Она не получает ответа по поводу маленькой фермы для разведения кур и кроликов. Почему он не отвечает? Лорд влиятельный человек сейчас, а между тем только отмалчивается. Ее собственный адвокат стал что-то малодеятелен и видимо переметнулся на противную сторону. Куда же ей теперь обратиться?

— Мне пришло внезапно в голову, — говорит консул, — а что это, подлинные письма?

— Ну, конечно. Почему же нет? Почему ты это спрашиваешь? Ты ведь не заподозрил же письма?

— Нет. Ну, ложись-ка и ты.

Фру остается сидеть некоторое время, потом идет к своей постели и возится еще там порядочно времени, между тем как консул лежит, пыхтит и вертится в кровати.

— Ты не ляжешь, что ли, сегодня ночью? — спрашивает он.

Никакого ответа.

Быть может, у него мелькнула догадка, что он был нелюбезен, он говорит:

— Послушай, ложись сейчас и погаси лампу. Ведь нужен же и нам когданибудь покой.

— Да, вот будет тебе покой! — отвечает она как-то разом, резко и неожиданно.

Разыгрывается сцена. Консул, должно быть, встревожился, он предчувствует что-то неладное. Ответ фру был такой странный; он поворачивается на спину и впервые смотрит своей жене прямо в лицо. Какого дьявола она задумала? Она стояла у своей кровати, теперь она внезапно делает пару быстрых шагов к нему. Она хочет, быть может, бросить ему в лицо несколько злых, оскорбительных слов и забывает, что идет с подушкой в руках. Что он мог подумать? Большая постельная подушка в ее руках. При свете лампы видно ее искаженное лицо, глаза ее перекошены как в истерии, как в припадке безумия. Конечно, она была вне себя, так как ничего не сказала даже, ни одного слова.

Консул разом, судорожно подымается на постели, едва ли для того, чтобы лучше рассмотреть ее, скорее для того, чтобы защититься; но в тот же момент в нем происходит странная перемена. Лицо его как-то побледнело и осунулось, руки повисли, тяжело и безжизненно падает он навзничь и стукается затылком о спинку кровати. В таком положении он и остается лежать.