Последняя гостья

Я стерла слизь с пакета голыми руками, открыла его и увидела внутри коричневый деревянный футляр, в каких хранят ожерелья. Футляр остался сухим. Я попыталась вытереть ладони о край бревна, потом открыла крышку. В центре на бордовой подкладке лежала серебристая флешка, холодная на ощупь.

Деревья зашелестели на ветру, и я оглянулась через плечо, по шее пробежал холодок.

Сэди была здесь. Я чувствовала ее на этом самом месте: она открывала рюкзак, вытаскивала этот пакет. Я видела, как она сует руку в дупло, как морщит нос, жмурится, затаивает дыхание.

Зачем, Сэди?

Почему именно здесь? На островке за широкой водной преградой, внутри бревна? Страх какого рода мог загнать ее сюда, довести до такого уровня скрытности? Если стен родного дома оказалось недостаточно? Дома, где, как я когда-то считала, нет ни замков, ни секретов?

Жаль, что мне негде спрятать находку прямо сейчас. Ни карманов, ни одежды, ни другого способа оставить ее при себе. Нет никакой возможности доплыть обратно до лодки так, чтобы Коннор ничего не заметил. По крайней мере, он сказал мне правду — может, и не всю, но достаточно, чтобы привести меня сюда. К ней.

Ведь он же не привез бы меня сюда, если бы ему было что скрывать, верно?

* * *

Коннор смотрел, как я бреду к нему по воде, положив пакет для заморозки поверх спасательного жилета.

— Что это? — спросил он, подавая мне руку.

— Точно не знаю. — С меня в лодку капала вода, я дрожала, искала взглядом полотенце, а Коннор уже подавал его мне, вынув из ящика под сиденьем.

— Это ее?

— Точно не знаю, — повторила я и шагнула к нему за полотенцем. — Но там, внутри, флешка, и я понятия не имею, зачем понадобилось оставлять ее здесь.

Он коснулся рукой моего живота, и я вздрогнула. Но он не убрал пальцы. Его взгляд был прикован к месту у края трусов, на внутренней поверхности моего левого бедра. Я отступила, отдаляясь от него, и он нахмурился.

— Зачем ты это сделала?

Я посмотрела вниз, туда же, куда был устремлен его взгляд.

— Это тату, Коннор.

— Такая же, как у Сэди.

У меня екнуло в животе, и я опять задумалась, не затеял ли он со мной игру. Как он успел разглядеть ее татуировку, если, по его словам, видел ее только один раз?

Один-единственный, как он сказал. Когда она стояла над ним, одетая в купальник.

— Знаю. Мы делали их вместе.

Бледно-розовую кожу Сэди летом осыпало веснушками. Она носила широкополые шляпы, огромные темные очки и щедро мазалась лосьоном с максимальным фактором защиты; скопления веснушек у нее на предплечьях издалека выглядели почти как загар. Моя кожа по цвету ближе к оливковой — даже зимой, как у моей матери. Летнее солнце здесь, так далеко на севере, меня никогда не тревожило. Единственной нашей схожей чертой был цвет глаз — ореховый. И вот эта татушка, объединявшая нас.

Но Коннор все так же качал головой.

— Но почему такие?..

Рисунок выбрала Сэди. Повезла меня в салон в тот же день, когда вернулась, в самом начале нашего второго лета.

— Неполная бесконечность, — пояснила я Коннору. Потому что ничто не длится вечно. Концы символа тянулись друг к другу, но так и не сходились. Изогнутая линия образовывала такие многообещающие петли и вдруг обрывалась — и я тоже не могла взглянуть на нее, не испытав тоски.

Коннор повел головой в сторону, придвигаясь ближе.

— А я вижу только латинскую «S».

Глава 18

На обратном пути нас застигли сумерки. Кутаясь в тонкое полотенце, я думала лишь об одном — о форме татуировки. О подвеске с цепочки Сэди — подвеске в форме латинской «S», оставшейся в ее комнате в Коннектикуте. О золотистых завитках, усеянных бриллиантами и впивающихся в мою ладонь.

«Ты мне доверяешь?» — спросила она, когда разыскала меня, ждущую ее на утесах. И я доверилась ей. А что еще мне оставалось? Я была одинока и беспомощна, а потом выбрала другой путь. Выбрала ее. В тот день она привезла нас обеих прямиком на берег, в тату-салон. Рисунок у нее был уже наготове — я считала, что она думала о нем всю зиму. Такой, чтобы навсегда впечатался в наши тела и связал нас вместе — на целую вечность или насколько хватит наших тел.

Сколько раз я чувствовала, как кто-то обводит изогнутую линию, и с уверенностью объясняла: «Ничто не длится вечно». Имея в виду «ни ты, ни я, ни вот это».

Я верила, что татушка связала меня не только с Сэди, но и с моим местом в мире. Дала мне цель и стала напоминанием.

Но подвеска. Та самая, которую я нашла, когда Бьянка застала меня в комнате Сэди… я напряглась, чтобы отчетливо вызвать ее в памяти: изящная «S», концы изгибаются, стремясь друг к другу…

Коннор повернул лодку вправо так резко, что мне пришлось схватиться за поручни. Из головы вылетело все, кроме предостерегающих слов Коннора — и жутковатого осознания, что я, возможно, поставила на себе клеймо не обещания, кем я буду, а кем с самого начала была она.

Я крепко стиснула футляр в руке, едва мы повернули прочь от входа в бухту, где вода была одновременно и бурлящей, и спокойной. Мы направлялись на север, в открытое море.

— Что ты делаешь? — крикнула я в спину Коннору, но мои слова унес ветер.