Последняя граница. Дрейфующая станция «Зет»

— Сам не знаю. Мне показалось тусклое светящееся пятно, которое почти незаметно на фоне штормовой пелены.

Прикрыв с боков глаза ладонями, Ганзен с полминуты вглядывался вдаль. Наконец сказал:

— Бесполезно. Ничего не вижу. У меня вот уже полчаса что-то неладно со зрением. Но мне даже не мерещится ничего.

Я отвернулся, чтобы дать отдых слезящимся глазам. Затем повернулся на восток.

— Черт побери, не скажу наверняка, что вижу что-то, но в то же время не исключаю такой возможности.

— А что там, по-твоему, может быть? — уныло спросил Ганзен. — Свет, что ли?

— Луч прожектора, направленный вверх. Пронзить эту пелену ему не под силу.

— Брось выдумывать, док, — устало проговорил офицер. — Чего человеку не привидится, когда он этого захочет. Кроме того, если это так, выходит, мы проскочили мимо «Дельфина». А это исключено.

— Ничуть. После тою как мы начали карабкаться на эти окаянные торосы, я перестал ориентироваться во времени и пространстве. Вполне возможно, что я что-то видел.

— И сейчас еще видишь? — безразличным голосом произнес старпом.

— Может, и у меня галлюцинации, — признался я. — И все-таки мне кажется, что я не ошибся.

— Пошли, док. Двинулись в путь.

— Куда?

— Сам не знаю. — Зубы моряка так стучали, что я с трудом разобрал его слова. — Думаю, это не имеет особого значения...

Внезапно из середины пригрезившегося мне светящегося пятна, в какой-то четверти мили от нас, взвилась ввысь ракета. Рассекая пелену ледяных иголок, она взлетела к чистому небу, волоча за собой шлейф рдеющих алым пламенем искр. Вот она поднялась на пятьсот, а то и все шестьсот футов и тотчас рассыпалась ослепительными пурпурными звездами, лениво устремившимися к земле. Подхваченные ветром, они летели в западном направлении и гасли одна за другой. После этого небо показалось еще холоднее и пустыннее.

— Ты и сейчас полагаешь, что не имеет большого значения, куда идти? — спросил я у Ганзена. — Или, может, не заметил этот крохотный огонек?

— Великолепнее этого зрелища маменькин сыночек Ганзен в жизни еще не видел и не увидит, — с благоговейным трепетом произнес лейтенант. И с этими словами шлепнул меня по спине. Да так, что чуть не сбил меня с ног. — Добрались, док! — завопил он. — Добрались. Теперь я стал силен, как десяток человек. Дом наш, милый дом, мы к тебе идем.

И через десять минут мы действительно очутились дома.

— Господи, красота-то какая! — вздохнул Ганзен, переводя довольный взгляд с командира на меня, с меня — на стакан, который держал в руках, затем на воду, капавшую с меховой парки на пол командирской каюты. — Как хорошо дома! Тепло, светло, уютно. А я уж думал, что никогда не вернусь на свой корабль. В ту самую минуту, когда вверх взлетела ракета, я осматривался вокруг, выбирая себе местечко, куда бы лечь и помереть. Кроме шуток, командир.

— А как доктор Карпентер? — улыбнулся Суонсон.

— У него в мозгу какой-то дефект, — заявил Ганзен. — Похоже, он не понимает, что такое сдаться. По-моему, он просто упрям как мул. Такой уж это народ.

Шутливый тон, перескакивание с предмета на предмет объяснялись вовсе не теми облегчением и расслабленностью, какие приходят на смену нервным перегрузкам и напряжению. Ганзен был не таков. Я это понимал, как понимал и Суонсон. Вернувшись почти двадцать минут назад, мы успели рассказать обо всем, что с нами произошло, лишний пар был выпущен, и все ждали счастливой развязки. Казалось, все встало на свои места. Но после того как напряжение было снято и все встало на свои места, появилось время поразмышлять о том, что же произошло. Я прекрасно понимал, что перед умственным взором Ганзена встает обугленная, бесформенная груда плоти — все, что осталось от моего брата. Он не хотел, чтобы я говорил об этом, и я его не осуждал. Он даже не хотел, чтобы я вспоминал о случившемся, хотя и понимал, что такое невозможно. Это в натуре у самых добрых людей, даже если внешне они жестки и циничны.

—Словом, вы оба можете считать себя самыми счастливыми людьми на свете, — улыбнулся Суонсон. — Ракета, которую вы увидели, была третьей и последней. Зато до этого мы устроили настоящий фейерверк, который продолжался около часа. Как полагаешь, старпом, Ролингс, Забринский и уцелевшие зимовщики сейчас в безопасности?

—Дня два о них можно не беспокоиться, — кивнул лейтенант. — С ними все в порядке. На станции холодина, добрая половина членов экспедиции нуждается в лечении, но живы будут.

—Вот и отлично. А у нас такие дела. Примерно пол-часа назад разводье перестало сужаться, но теперь это уже не важно. Можем погрузиться в любую минуту. Важно то, что мы обнаружили неполадку в эхоледомере. Повозиться придется, на устранение дефекта уйдет несколько часов. Но, думаю, надо дождаться, когда прибор исправят, а уж потом предпринимать какие-то шаги. Ваша идея выйти по счислению в заданную точку и пустить наугад торпеду мне не очень-то по душе. Раз дело не горит, лучше подождем, пока починят ледомер, затем изучим контур разводья и выстрелим в самую серединку. Если толщина льда не превышает пяти футов, отверстие пробьем без труда.