Последняя империя. Книга вторая

Худшие опасения Владимира оправдались. На экране мирового информационного спрута показались до боли знакомый красные зубцы стен Кремля. Судя по ракурсу снимали сразу с трех точек: с крыши гостиницы «Россия», откуда-то из Пассажа и из самого центра митинга, с Лобного места. Молодые, красивые, возбужденные лица, красные флажки в руках девушек, частенько показывали обнимающиеся парочки. Возбужденный голос лопотавшего на английском комментатора при этом воспринимался как нечто чуждое и инородное. И все чаще телекамера показывала Васильевский спуск, куда подъезжали и подъезжали машины с громоздкими, похожими на роботов с в своих шлемах, в бронежилетах и щитами в руках омоновцами.

— Что это? — спросил Соломин кивая на экран.

— Господа студенты митингуют, — сквозь зубы процедил Сизов.

— Боже мой, а Светочка ведь тоже сегодня на какой-то митинг собиралась! — ахнула жена Премьера, толстая и рыхлая, под стать мужу, Галина.

— Ты знала про митинг и ничего мне не сказала?! — поразился тот.

— Ну, я же думала они пройдут там в строю, как мы в свое время в пионерах, помашут флажками и все.

— Пройдут, пионеры! — передразнил ее Соломин. — Совсем ты ее распустила!

— Да, зато ты ее видишь два раза в месяц, когда даешь деньги на учебу!

— Да иди ты!.. — в сердцах бросил обычно не сквернословивший Премьер, и подхватив под руку Сизова отвел его в сторону.

— Нельзя их взять и просто так разогнать! Ты видишь, эти с камерами только того и ждут!

— Вижу, — сквозь зубы процедил Сизов. Желваки ходили на его щеках. — Надо бы, очень надо бы их проучить, но...

Он сделал жест рукой и понятливый Фартусов подал Диктатору мобильный телефон.

— Малахов? Вот что, до меня их не трогай. Я скоро буду.

Закончив разговор он повернулся к Соломину.

— Ты со мной?

— Конечно, как же еще!

Уже на выходе Владимира за рукав тормознула Ольга.

— Надеюсь ты не повторишь ошибки Таньанменя? — спросила она.

— Не знаю, — признался Сизов. — Но я бы с удовольствием послал бы на них танки.

— Дурак! Это же наши дети. Этим ты восстановишь против себя всех, всю страну.

— Ты так думаешь?

— Да! Это будет твоей большой, огромной ошибкой! Ты сразу лишишься всей своей популярности.

— А я так не думаю. К тому же я только и делаю что принимаю непопулярные решения.

Отодвинув жену Сизов быстро вышел из дома, в ста метрах от дома его ждал дежурный вертолет.

Приземлился он на набережной, за гостиницей «Россия». Там их уже ждали Малахов и Ждан. Глянув на обоих силовиков Сизов сразу отметил что оба они в явной растерянности. По крайней мере такого бледного Ждана Владимир не видел еще никогда.

— Ну что, прошляпили студентиков, рыцари плаща и кинжала!

На этот раз даже Ждан не смог ничего ответить.

— Пошли поближе к этой банде, — велел Сизов.

Пустынными коридорами Пассажа их провели в комнату на втором этаже универмага, где расположилась съемочная группа ФСБ. Телекамер у них было раз в пять больше, чем у Си-эн-эн, снимали со стороны Кремля, с храма Василия Блаженного, с Исторического музея. Сизов с Соломиным по офицерской привычке предпочли более живое восприятие действительности и сразу приникли к мощным биноклям. Но, разглядеть с этой точки они мало что могли, затылки митингующих да лица стоящих на трибуне мавзолея.

— Сколько их тут? — спросил Соломин.

— Около десяти тысяч, — доложил глава оперативной группы ФСБ.

— Из каких институтов?

— Судя по плакатам из всех московских вузов. Если они, конечно, не врут.

— Каковы требования?

Малахов молча протянул Сизову листовку. Через его плечо текст читал и Соломин.

— "Свободу слова, отмену цензуры, правила Кулика... " А это что еще за хреновина?

— Это порядок введенный главным комиссаром России генералом Куликом, о том, что в институт может поступать только парень, отслуживший в армии.

— Ну, хорошее правило, что их не устраивает? — удивился Премьер. — Они же потом идут вне конкурса!

— Да, но они жалуются что за два года забывают все, чему их учили.

— Значит плохо учили.

Пока Соломин и силовики обсуждали пункты программы студентов Сизов молчал. Стоя у экрана телевизора он всматривался в лица митингующих. В них не было страха, озлобленности, наоборот, практически все эти юноши и девушки казались счастливыми и веселыми. Чувства Диктатора постепенно начало меняться. После вспышки злобы и раздражения у него неожиданно прорезалось чувство страха. Да, он не понимал и поэтому боялся этих людей. Рациональному и прагматичному Сизову было многое непонятно. Как можно вот так, безоружными, выступать против силы испытывая при этом не страх, а радость. А трое министров продолжали обсуждать ситуацию. Оправившийся Ждан с азартом предлагал свои рецепты решения проблемы.

— Да насрать нам на то, что подумают на Западе! Сейчас зайдем со стороны Манежной площади, сначала пустим «Черемуху», потом водометы. Полчаса и тут будут валяться одни тапочки!

— Я тебе дам тапочки! У меня Светка где-то там! Я за нее тебе голову оторву если она хоть чихнет! — пригрозил Соломин.