В конце июня 1991 года ЦРУ подготовило для президента и его советников сводку со сценариями развития событий в СССР. Лишь один из них – насильственный распад – предполагал обретение Украиной независимости. Двумя другими вариантами были: “беспорядочное блуждание” страны; государственный переворот, осуществленный сторонниками жесткой линии, и сохранение Советского Союза. Последний вариант предполагал независимость прибалтийских республик, трех республик Закавказья, Молдавии, а Украине отводилась роль участника славяно-среднеазиатского союза, где главную скрипку должна была бы играть Россия. Ельцин склонялся к тому, чтобы Украина стала частью этого объединения, Горбачев же опасался “недружелюбного расставания” советских республик.
Как впоследствии оказалось, и ЦРУ, и Горбачев, и Ельцин сходились в том, что если США желают мирной трансформации советского режима и (исходя из договора об СНВ) сокращения его ядерного арсенала, они должны согласиться и с тем, что Украина останется в Союзе5
.В ходе переговоров с Горбачевым в Ново-Огарево (которые советским лидером преподносились как звездный час его “нового мышления”) Бушу напомнили о важности национального вопроса в СССР. Монолог Горбачева о советско-американских перспективах был прерван: Николасу Бернсу (сотруднику Совета по национальной безопасности, также отвечавшему за связи Белого дома с прибалтийскими диаспорами в Америке) позвонил кто-то из знакомых и сообщил, что неопознанные боевики атаковали устроенный недавно таможенный пост на литовско-белорусской границе и, как бы в назидание, убили шестерых литовских таможенников. Бернс поделился новостью с Бушем и членами американской делегации. Горбачев пришел в ярость (президент США узнает о теракте в СССР раньше, чем глава СССР!) и поручил подчиненным все выяснить. В посольстве США склонялись к мысли, что это дело рук ОМОНа. У американцев возникло подозрение, что за убийством стояли московские сторонники жесткой линии, а целью их было унижение Горбачева. Если так, то своего они добились. Попытка Горбачева обрисовать свое видение нового мироустройства была сорвана. “Воцарилась гнетущая атмосфера, – вспоминал Буш. – Переговоры продолжились, но без прежнего пыла”.
Трагические события в Литве поставили на повестку дня вопрос о самоопределении республик. Советский президент воспользовался возможностью и попросил американцев поддержать политику СССР по отношению к Югославии: Москва пыталась предотвратить распад другого славяно-мусульманского государства. Горбачев рассчитывал на американскую помощь в удержании советских республик:
В мире огромное количество действительных и мнимых межнациональных и межэтнических проблем. Кроить по этому признаку границы государств – значит провоцировать хаос. Если бы я сейчас начал перечислять потенциальные территориальные проблемы, которые возникли бы в этом случае, не хватило бы пальцев, причем не только у меня, но и у всех присутствующих. Например, у нас, в Советском Союзе, 70 % межреспубликанских границ фактически не определены. Раньше этим никто не занимался, все решалось в рабочем порядке, на уровне чуть ли не райсоветов.
Новость о бойне на литовской границе усилила аргументы Горбачева по поводу повторения в СССР югославского сценария. Она пришла в самый подходящий момент – накануне “безнадзорного” визита Буша на Украину6
.После часа дня 1 августа 1991 года руководители Украинской Советской Социалистической Республики собрались в киевском аэропорту Борисполь, чтобы встретить почетного гостя. Буш стал вторым президентом США, приехавшим в столицу Украины. Первым посетил Киев (в конце мая 1972 года) Ричард Никсон – после подписания с Брежневым договора об ограничении стратегических вооружений (ОСВ-1) и договора об ограничении систем противоракетной обороны.
Никсон прибыл в Киев на советском самолете, которым из-за выявленной в Москве технической неисправности пришлось заменить основной борт, также советский.
Джорджу Бушу подобных проблем удалось избежать: он летел на новом президентском лайнере “Боинг-747” (пришедшем на смену “Боингу-707”, которым пользовались президенты США от Никсона до Рейгана). В 1972 году Никсон был впечатлен интерьером советского авиалайнера; президент вспоминал, что “в некоторых отношениях он поражал даже больше, чем наш”7
.