Последняя индульгенция. «Магнолия» в весеннюю метель. Ничего не случилось

Наверное, последних слов говорить не следовало, потому что все сразу вспомнили о бесследно исчезнувшей докторской диссертации. Прошел целый день, удалось нащупать множество нарушений, разорвались, казалось бы, прочные отношения и возникли новые, выкристаллизовавшиеся, свежие представления, проверены четыре гипотезы, каждая из которых зашла в тупик. И оставалось только надеяться, что вскоре вернется Находко и объявит, что его научный метод привел к успеху.

В противном случае придётся признать свое поражение и просить помощи опытного криминалиста, профессора Григория Березинера.

Эндшпиль

Капитан Находко считал себя закаленным, прошедшим сквозь огонь и воду розыскником, которого ничто не в состоянии смутить, лишить равновесия. Однако в последнее время он убедился, что еще способен на переживания. Перед каждым государственным экзаменом он волновался, как салажонок, и едва сдержал радостные слезы, когда начальник минской Высшей милицейской школы вручил ему диплом и значок; он заказал даже дубликат значка, чтобы можно было носить его и на гражданском костюме. Сейчас, сидя в одиночестве в своей комнате, он терзался угрызениями совести. Его товарищи играли в индейцев, вышедших на тропу войны, искали следы, проводили допросы, а может, кто знает, и обыски, по уши погрузились в процесс розыска, увлеченно выдвигали различные версии. И только он отказался участвовать в этой самодеятельности. А почему? Товарищи ведь просили его взять на себя руководство. Неужели он почувствовал себя слишком старым для таких самопроизвольных действий, не подпадавших ни под какие инструкции? Неужели в тридцать четыре года превратился в формалиста и бюрократа? Что это — возрастное явление? Да нет — его отец непременно поддержал бы затею Гунты, хотя давно уже получает полковничью пенсию, позволяющую ему жить сложа руки. Леонид Находко–старший не увлекался ни садоводством, ни рыбалкой, ни другими доходными занятиями, переименованными в активный отдых. В конце войны он участвовал в освобождении районного центра, а сейчас там же исполнял обязанности начальника штаба добровольной народной дружины, хорошо сочетавшиеся с хронической бессонницей, но еще лучше — с его молодым энтузиазмом.

Так же, как и его отец, Леонид–младший не признавал неумных утверждений относительно того, что большие события не затрагивают маленьких городов, но верил морскому правилу: шторм на мелководье намного опасней, чем в открытом море. И сильно надеялся, что сын — ну да, обязательно сын, рождение которого ожидалось в конце лета, так же полюбит тихий провинциальный городок со всей его кажущейся сонливостью.

Капитан милиции Находко с самого начала отрицательно относился к «Магнолии» и всему, что было связано со строительством и эксплуатацией крупного курортного комплекса. Разумеется, было бы близорукостью отрицать те блага, которые комплекс принес экономике района. Прежде всего, дом отдыха предоставил рабочие места тем жителям рыбацких поселков, которые не были заняты на лове и обработке рыбы. Однако капитан не соглашался с официальной точкой зрения, гласившей, что новая обстановка приведет к укреплению семьи. Деньги, заработанные в доме отдыха, не пополняли общий бюджет, но расходовались на нужды, возросшие под влиянием московских и рижских мод. Даже копаться в огороде местные девицы теперь желали лишь в фирменных джинсах и рубашках сафари. А какой мужчина мог удержаться от соблазна отведать консервированного финского пива, продававшегося в баре по полтора рубля банка?

Раньше он ни за что не поверил бы, что в районе может пропасть какой–либо секретный документ. Большинство жителей вообще не знало, что это такое — диссертация. В этом отношении Приедитис прав: виновника надо искать среди ближайшего окружения потерпевшего — между отдыхающими и людьми, связанными с «Магнолией».