Почему, однако, Таня с каждым днем становится ему все безразличнее? Вначале он болезненно ревновал к каждому мужчине, оказавшемуся поблизости. Может, виновата эта чертова спираль, которую поставила, чтобы подстраховаться от беременности? В постели она уже не опасается последствий, а может, как раз опаска–то и нужна, может, именно она придавала Тане женственности? Теперь Таня стала скучной машиной секса. И только!..
Адольф просил достать летний костюм… У Семы на складе есть, но даст ли без денег примерить?..
Валерий говорил, что, может, выгодно было бы продать старые не надписанные открытки? Причем без всякого риска, потому что это не считается контрабандой. Надо бы поинтересоваться у коллекционеров, но где взять денег для почина?
Пара йок! Пара йок!
Еще эти чужестранные слова привязались как на беду!
Алексис смежил веки и сразу вспомнил тыквенное поле, протянувшееся до самого горизонта. Тыквы были небольшие, желтые, свезены в отдельные кучи. А возле куч сидят под палящим солнцем женщины в черных платках, разрезают тыквы и выскребают мягкую сердцевину с семечками. Гид объяснил, что высушенная мякоть с кожурой идет на корм скоту.
Базары в Конии и в Стамбуле. Маленькие лавчонки, прилепившиеся друг к другу, тянутся километрами. Битый час проплутаешь, пока отыщешь какую–нибудь калитку, через которую можно выбраться. Откуда их, торговцев, столько берется? И откуда берется столько товаров? А главное — откуда берется столько покупателей?
«Заболел я, что ли? Турция да Турция! Ни днем ни ночью нет от нее покоя! Чтоб она сквозь землю провалилась!
Нужен оборотный капитал. Ведь это главный закон торговли: чем больше денег вложишь, тем большая прибыль будет. А по мелочи никогда ничего не соберешь. Дохлое дело! Рублей десять, двадцать… Даже если и сотня наберется! Что такое нынче сотня? А вот если возьмешь товар оптом да заплатишь наличными, то цену обязательно скостят.
Остается всего один, но неразрешимый вопрос — где раздобыть наличные? Две тысячи. Ну хоть одну! Тогда хоть мешок развязывай — денежки посыплются как из рога изобилия! Недаром говорят: деньги делают деньги!..
За окном начало светать — слегка обозначились контуры комнаты.
Может, еще раз поговорить с Ималдой об обмене квартиры?.. Если поменять на двухкомнатную и жить вместе, то можно отхватить и доплату, а если поменяться на две комнаты в коммуналке… Вот это был бы выход. Да, реальный выход. Нет, она не согласится. У нее если что засядет в голове, ничем не выбьешь! Даже если доктор Оситис даст совет поступить именно так, все равно не согласится. Встанет как столб и ни слова — ни да, ни нет. Черт знает, что это такое! Протест? Издевка? Упрямство? И ни лаской, ни таской ничего от нее не добьешься! У самой в глазах слезы, но молчит. Хоть голову ей отвинчивай, все равно молчит!..
… Сильный зной, солнце печет так, что отсюда, с горы, кажется, что равнину заволокло дымкой, а воздух словно вибрирует… Сухие пучки травы между мощными каменными колоннами, поверженными землетрясением… Проезжающие мимо машины поднимают едкую дорожную пыль… У горизонта белизной сверкают известковые каскады прозрачных источников… Как лед, как сосульки… Здравница римского императора… Мраморная скамья в императорской ложе амфитеатра, который вмещает двадцать тысяч зрителей, но и шепотом произнесенное слово артиста отчетливо услышишь здесь в любом месте, даже в последнем ряду… Алексис прыгает по крышкам саркофагов. Здесь захоронены римские вельможи… На обочине дороги останавливается очередной автобус с туристами. Все в нем хромированное, лакированное, окна и двери с темными стеклами, задерживающими солнечные лучи. Автобус двухэтажный, с туалетами, баром, оборудован кондиционерами. Громко переговариваясь друг с другом, из него высыпает публика в шортах, майках и легких джемперах. Плечи женщин оголены, на губах яркая помада.
Из укрытий в тени развалин навстречу им выходят мужчина и две женщины. Лица женщин наполовину прикрыты черными платками, а темные платья — почти до самой земли — при ходьбе мелькают только пятки и щиколотки. Так здесь одеты бедные крестьяне. Может, и эти не прикидываются, а в самом деле бедняки из какого–нибудь близлежащего селения. Они спешат. Им надо успеть, пока гид еще не собрал свое стадо и не начал рассказ о том, кто тут правил, кому отсекли голову.