Последняя индульгенция. «Магнолия» в весеннюю метель. Ничего не случилось

Пластмассовая занавесь поднялась с тихим шорохом, в отворенную дверь влетели снежинки, которые порывистый ветер закручивал вихрем. Дверь тут же захлопнулась снова, отрезав капитана от уютного помещения, и он понял, что лишь изображал деятельность. Кому еще нужен этот дешевый театр, если не ему самому, чтобы вернуть потерянное нынче утром чувство общности с товарищами? В темноте ведь не увидишь ни отпечатков пальцев, ни других следов. Разве что не до конца закрытая крышка люка могла свидетельствовать о том, что до капитана этим путем воспользовался кто–то другой.

Он посмотрел вниз, но не увидел ничего. Метель ревела и выла, хлестала белыми полотнищами, водила хоровод вокруг дома, создавая нечто, похожее на заполненную точками бездну, откуда, конечно, никто не мог увидеть его. Тщетной оказалась и попытка услышать, не доносится ли из комнат какой–либо шум — в ушах стоял только стон бури, предупреждавший не пускаться в рискованное предприятие. Но еще глупее было бы вернуться — что он скажет Кундзиньшу и как посмотрит в глаза товарищам, которые ждут от него хоть какой–то помощи?

Находко заставил себя разжать закоченевшие пальцы, судорожно вцепившиеся в перила, и, ухватившись за железную скобу, поднял обжигающе–холодную крышку люка. Она повернулась на петлях легко, словно ее недавно смазали. Хорошо, что он обут в кеды, еще лучше, если бы догадался прихватить и перчатки, потому что уже на первой остановке — на балконе Руты Грош — пришлось отогревать руки, засунув их под вязаный жилет.

Здесь крышка люка оказала упорное сопротивление, вселив тем в Находко некоторые сомнения. Хотя не исключено, что снизу, упершись спиной и плечами, поднять ее легче…

На девятом этаже хозяин балкона был дома. Через оранжевые гардины пробивался теплый свет, круглый абажур настольной лампы светился, как заходящее солнце, причудливо — то съеживаясь, то вырастая до предела — двигалась тень человека, которому неотвязные мысли, наверное, не позволяли усидеть на месте. Находко и тут не стал задерживаться, опасаясь потревожить погрузившегося в работу ученого. Надо думать, что он не станет выходить на балкон, иначе следы на свежем снегу заставят его думать о визите пассажира неопознанного летающего объекта. К этому времени метель улеглась, мороз усилился и в небе показалась луна.

Еще тремя этажами ниже из темной комнаты плыли звуки симфонической музыки. Находко не сразу понял, что здесь живет Приедитис и что он, по всей вероятности, забыл выключить репродуктор. Капитан так замерз, что решил прервать свое путешествие — и так уже было ясно, что физически нормально развитый мужчина может даже среди ночи воспользоваться этим путем, чтобы забраться в комнату даже на одиннадцатом этаже. Если только не окоченеет по дороге — как это произошло сейчас с самим Находко, уже готовым пренебречь всеми законами вежливости и прямо в тренировочном костюме забраться под пуховое одеяло друга, чтобы только восстановить кровообращение. Он перегнулся через перила и заметил, что значительно ниже на балконной балюстраде что–то виднелось: то ли лоскут, то ли снег, но с таким же успехом это могло оказаться и достаточно большим листком бумаги.

Впоследствии Находко не мог объяснить, какая гипнотическая сила заставила его пренебречь привлекательным убежищем и продолжать мучительный спуск.

Конкретная цель придала ему сил, и не очень большое расстояние Находко преодолел относительно быстро. Он осторожно отделил бумагу от мокрых перил, сунул в карман и пустился в обратный путь, В комнате Приедитиса Находко зажег свет и попытался разобраться в расплывшемся от влаги тексте. Как ни странно, лучше всего сохранились места перегиба бумаги, благодаря чему удалось прочитать обращение «Уваж. тов. Кундзиньш», а также цифры под неразборчивой подписью: «1105». Стоп, стоп, это ведь, кажется, номер комнаты профессора Березинера? Находко схватил телефонную трубку.

— Товарищ Кундзиньш, это беспокоит капитан Находко… Вы не помните, о чем писал вам Григорий Ильич Березинер? Может быть, сообщал, когда собирается вернуться с рыбалки?

— Мне? — непритворно изумился Кундзиньш. — Да мы даже и не знакомы как следует. В первый день он подошел к нашему столику и представился, но с тех пор мы разве что здоровались… Нет, милый друг, вы что–то перепутали. А где вы сейчас вообще — все еще между небом и землей?

— В приежциемской конторе связи!

Кундзиньш не понял сарказма и бодрым голосом, плохо сочетавшимся с его последующими словами, попрощался:

— Ну и слава богу! Потому что я хотел уже запереть балкон и идти спать.