— А труп в грузовом контейнере? Тот, который мы не без твоей помощи приняли за брата Жан-Батиста, Томаса? У них тоже много сходных пунктов, да не так, как у вас. Ты ведь сперму оставил в теле Сьюзан Плесс перед тем, как над ней жестоко надругались. Томас — ваш родственник? Не брат, а кто? Кузен? Ты его тоже собственноручно уделал? Сам топил его в Антверпене или Жан-Батист подсобил? И в Интерпол ты меня выманил не потому, что тебе помощь по делу понадобилась. Просто хотел выяснить, много ли я знаю. Убедиться, что мне неизвестно, до чего докопался Бентон. А веревочка-то вилась: ты — Шандонне. Ведь ты заправлял отцовскими делами, да? Видно, затем и стал работать на правоохранительные органы: как же, персональный шпион, секретный говнюк... Господи, да сколько же ты спецопераций под откос пустил? Все знал: что, где, когда — все планы. И играл за спинами.
Качаю головой.
— Отпусти Люси, — говорю я ему. — Сделаю все, что попросишь. Только отпусти ее.
— Не могу. — Он даже не пытается опровергать обвинения.
Талли бросает взгляд на стену, будто способен видеть сквозь нее. Наверняка гадает, что же происходит в соседней комнате, почему так тихо. Нервы напряжены до предела. «Господи, пожалуйста. Пожалуйста, Боже. Пусть она умрет быстро. Только бы не мучилась».
Подлец поворачивает запор, накидывает дверную цепочку.
— Раздевайся, — говорит он, больше не обращаясь ко мне по имени. Куда легче убить обезличенное существо. — Не волнуйся, — нелепо добавляет Джей. — Я не собираюсь ничего делать. Просто надо кое-что изобразить.
Поднимаю взгляд на потолок. Он знает, что у меня на уме. Бледное лицо взмокло от пота, он выдвигает ящик комода, вынимает оттуда несколько рым-болтов и красного цвета сушильный пистолет.
— Зачем? — спрашиваю я. — Почему именно их?
Я имею в виду тех двух мужчин, которых убил Джей.
— Поможешь мне закрепить там болты, — говорит тот. — Вон туда, в несущую балку. Полезай на кровать и делай что сказано. И без глупостей.
Он кладет болты на кровать, кивком приказывает их взять и исполнять приказание.
— Вот так бывает с людьми, когда они суют нос не в свое дело. — Из ящика достает тряпицу и веревку.
И не думаю двигаться с места, молча смотрю на него. На постели темным свинцом тускло сияют болты.
— Матос пришел по душу Жан-Батиста; пришлось немного поговорить с ним — не хотел крысеныш сразу сознаваться, что у него на уме и кто отдал приказ. Совсем не то, что ты думаешь. — Джей снимает кожаную куртку и вешает ее на спинку стула. — Не семья, а первый помощник, который боится, как бы Жан-Батист не запел да такую хорошую кормушку не выдал. Уж что семья блюдет свято...
— Твоя семья, Джей, — напоминаю ему о его принадлежности к преступному семейству и что я знаю его по имени.
— Ага. — Пристально на меня смотрит. — Моя семья, черт побери. Мы за своих горой. Что бы ты ни сделал, а семья есть семья. Жан-Батист, конечно, еще та ложка дегтя, ты и сама видела. Тут уж сразу ясно, откуда его проблемы.
Молчу.
— Мы не одобряем его штучек, — продолжает Джей, словно речь идет о расшалившемся сорванце, который бьет лампочки или увлекается пивом. — Но он — наша плоть и кровь, а наших — не трогать.
— Однако Томаса кто-то тронул, — говорю я, и не подумав забираться на кровать. Я не намерена пособничать собственному убийству.
— Хочешь правду? Это был несчастный случай. Томас не умел плавать. Запнулся о веревку и свалился с палубы, вроде того, — рассказывает Джей. — Это не при мне случилось. Жан-Батист хотел утопленника подальше от верфи отвезти, дела у нас там были, а если опознали бы его...
— Чушь собачья. К сожалению, Жан-Батист записочку при нем оставил: «Bon voyage. Le Loup-garou» — «Счастливого пути. Оборотень». Так он не хотел привлекать к трупу внимание? Стоило бы перепроверить рассказик братца, а? Семья, может, за своих и горой, да только вот Жан-Батист исключение. Сдается мне, плевать он хотел на родную кровь.
— Томас был кузеном. — Будто это уменьшает преступление. — Поднимайся и делай что сказано. — Обозлившись, он указывает на болты.
— Нет, — не соглашаюсь я. — Делай что собирался, Джей, — упорно обращаюсь к предателю по имени. Мы знакомы, и я не собираюсь облегчать ему задачу, буду называть его по имени и смотреть в глаза. — Я не стану помогать тебе со мной расправляться.
За стеной послышался тяжелый удар, будто что-то перевернулось или упало на пол, а потом грохот, и сердце замерло. Слезы душат. Джей скривился, и тут же его лицо снова стало безразличным.
— Садись, — говорит он.
Подчиняться я отказываюсь, тогда он подходит ближе и отшвыривает меня на кровать Я плачу по Люси.
— Ты, рожа поганая, — восклицаю я. — И мальчика тоже убил? Позвал Бенни погулять и повесил? Двенадцатилетнего сопляка?
— Зря он сюда заявился. И Митч тоже зря. Знал я Митча. Он меня увидел. Тут уж выхода не было.
Джей стоит надо мной и словно не знает, что делать дальше.
— И тогда ты убил мальчика. — Отираю глаза ладонями.