Последняя исповедь Орфея

Эффекта не последовало. Я сухо ответил согласием и продолжил просмотр панорамы. Спустя какое-то время я все же решил, что не стоит своей черствостью портить человеку важный момент и похлопав его по плечу добавил. – Для меня это честь, друг, просто встал не с той ноги.

В этот момент Кедо расцвел и со стороны походил на блаженного, которому дали в руки безделушку, что займет его на ближайшие месяцы. Сияние его зубов, открывшихся мне благодаря широкой улыбке, было настолько ослепительным, что мне пришлось прикрыться ладонью. Когда его экстаз прошел, а состояние слегка пришло в норму, он молча подлил вермута нам в стаканы, выдохнул и подобрал близ лежащий журнал, оставленный Геллой.

Глядя на свое едва различимое отражение в окне, мыслями я уносился все дальше в прошлое, что никогда на моей памяти не заканчивалось чем-то хорошим.

– Забавно, что пару лет назад я был настолько же близок к схожему шагу с Ви.

Кедо оторвал глаза от журнала и немного растерянно начал попытки поддержать меня, напоминая сотрудника телефона доверия. – Друг, это же жизнь, кто знает, что будет завтра. У тебя все еще будет хорошо, ты главное не давай подобным мыслям своей головой завладеть, а то снова выбираться придется из того мрака, в который ты себя загнал когда-то.

Я промочил горло, повернулся к Кедо и впервые за этот день ответил с живостью, достойной образцового сангвиника. – Просто мысли вслух, друг, ничего более.

Часть II

I

Мои веки плотно сжаты, пальцами давлю на виски, ощущая вздутые вены. Тишина оглушает, из-за чего в голове появляется вибрирующий высокочастотный звон, знакомый тем, кто сталкивался с контузией. Медленно открываю глаза и осторожно осматриваюсь. Я сижу на широком пне, окруженный густой чащей леса, сквозь которую едва пробиваются солнечные лучи. Вижу неясный силуэт вдалеке, витающий над землей возле одного искривленного ствола, раскинувшего волнообразные ветви с изумрудной листвой. Встаю и отряхиваю свое одеяние от засохшей земли и древесных щепок, снимаю с себя нескольких обитателей этого глухонемого королевства, в лице нескольких тутовых шелкопрядов. Может это они сшили мою накидку, пока я находился здесь в бессознательном состоянии? Замечаю возле пня многочисленные осколки былого зеркала. Тот малый свет, что просачивается сюда, переливается серебром на них. Подбираю с травы самый большой кусок, на котором с краю присутствует фрагмент рамы. Судя по нему, вещь была ручной работы. Аккуратно держа, осматриваю свое лицо. Знакомые черты, но полной уверенности в том, что я вижу самого себя у меня не возникает. Продолжаю разглядывать себя, одной рукой ощупываю накидку, надетую поверх белой футболки. Это полупрозрачный плащ черного цвета, закрепленный между ключицами v-образной брошью. По ощущениям созданный из шелкового муслина, он струился по спине воздушными складками. Подол спадал на землю, из-за чего я походил на Смерть, над стилем которой поработала Коко Шанель.

Подул легкий ветер в лицо, шлейф плаща взлетел, начав позади меня вырисовывать волнистые узоры. Тишину прорезал звук колышущейся листвы. Я снова обратил внимание на силуэт, который за компанию с зеленью деревьев, пришел в движение. Осторожно ступая, я пошел в его сторону. Подходя ближе, я увидел, что дерево происходит из рода тополей, из-за чего в моей голове возникла мысль, что передо мной явилась Левка. При приближении к цели начали вырисовываться очертания – руки у этого существа были плотно прижаты к туловищу, на голову был водружен лавровый венок. Сама голова находилась под неестественным углом, и через пару шагов я увидел узел на шее – веревка вела от висельника к одной из ветвей. глаза его были открыты, казалось, что он молча наблюдает за мной. Изначальное предположение, что я нахожусь в Элизии сменилось более приземленным подозрением, что каким-то образом я очутился в Аокигахару. Осматривая венок, я подошел к несчастному совсем вплотную, отвращения он во мне не вызывал. Моя нога запнулась о какой-то предмет, издавший мелодичный звук и заставивший обратить на себя внимания. Это была мандолина бежевого цвета, на корпусе которой мелким шрифтом были выгравированы стихи. Взяв ее в руки и немного отойдя в сторону, я попытался разобрать написанное, но давалось мне это с большим трудом. Некоторые строки, все же поддававшиеся моим усилиям, были мне знакомы. Да и сам инструмент вызывал во мне смутное ощущение того, что когда-то я уже встречался с ним в своей жизни, притом ни один раз.