Последняя исповедь Орфея

Быть может однажды, сидя в своем прохудившемся кресле на очередном собрании родственников, глядя на своего постаревшего партнера, не особо любимых детей, ненужных внуков, в нем загорится прежняя искра, которую он саморучно погасил в юношестве. Его взгляд перестанет быть стеклянным, появится несвойственная ему нынешнему жестикуляция. В глазах будет читаться ужас от происходящего сюра. Это – предсмертный поцелуй чего-то живого, чего-то, что, как обманчиво казалось ему самому, он уничтожил, оставив лишь пепел на месте былого величия личности, способной создавать, разрушать, не подчиняться. Поцелуй страстный, оставляющий привкус гари на губах, жгучий, как подожжённый абсент, выпитый на голодный желудок. Его начинает трясти, он просит воды, закашливается, пытается отогнать мысли, которые не посещали его голову десятки лет. Он чувствует себя героем театральной постановки, основанной на пьесе, жанрово относящейся к гротескно-комическому фарсу. Именно поэтому вместо поэтической смерти в балахоне с косой, его мрачным жнецом становится его давно уже увядшая супруга. Вот она выходит в своем воскресном платье на середину комнаты, неся в руках огромный поднос с крышкой для блюда. Вся родственная рать расступается в божественном благоговении, не смея ей как-либо мешать. Подходя к своей жертве, она мягко берет ее за подбородок одной рукой, поднимая голову и глядя стеклянными глазами на ее искаженное лицо. После этого она одергивает руку, снимая крышку с подноса. На нем: его член, его сердце, его мозг, обильно сдобренные тертым пармезаном и специями. Глаза жертвы тут же тухнут, он, отдыхиваясь, падает в свое кресло, тело снова становится обрюзгшим и начинает процесс сращивания со своим замшелым троном. На его лице ни единой эмоции, его голос снова монотонен.

«Все же индейка удается тебе лучше, чем курица, любимая.»

Занавес.

II

Закончив наводить марафет, я переместился за обеденный стол. Пролистывание новостной ленты в полглаза обрывает звонок Кедо. Просит помочь с поднятием мебели на этаж в свою новую квартиру. Соглашаюсь, так как это уже какое никакое разнообразие в календарных днях, числа которых я уже давно не различаю. Будь у меня ежедневник, записи в нем сводились к одной мысли – ожидание очередного загула, о котором ты будешь жалеть на следующий же день.

Знаете, действительно страшно становится тогда, когда ты перестаешь видеть и ощущать красоту вокруг себя. Попойки же, в таком случае, становятся легкой отдушиной на пару часов. Забываясь и тупея, открывается прекрасная возможность ощутить прилив лжестойкого впечатления, будто бы ты вновь воскрес. И вот тебе уже хочется носиться как дурак по городу, внюхиваясь в запахи цветения яблонь, перемешивающихся с выбросами с фабрик и заводов. Да что уж говорить, можно допиться до такого состояния, что тебе захочется интимной близости с человеком. Ты ненароком начнешь заглядываться на мимо проходящих женщин, осматривая их, словно школьник на уроке биологии, возвышающийся над препарированной лягушкой и ощущающий экстаз от увиденного. Сегодняшняя же встреча с Кедо давала определенные надежды на подобный исход событий к вечеру, так что мне остается лишь ждать его приезда, будто Пенелопа в ожидании Одиссея.

Думаю, не лишним будем упомянуть, что Кедо – самый давний человек из моего нынешнего круга общения. Хотя и жизнь моя была не столь продолжительной, ощущение его присутствия в ней было несоизмеримо с тем временем, сколько я его знал в действительности. Человек верный, тихий, отзывчивый и с присутствием какой-никакой морали – все его позитивные черты являлись же для него ахиллесовой пятой. Подобные люди отравляют своим присутствием лицемерное общество, где все ходят в масках на манер античных театров, создавая на каждый день образ, демонстрирующий их настроение и воззрения, подчеркивающий их полную никчемность и пустоту. Щелкни пальцами, смени вектор моды – и все былые либералы станут рьяными поклонниками диктатуры и репрессий, а эстеты и представители самоназванной богемы превратятся в любителей телевизионных сериалов и бульварного чтива. Маятник никогда не остановится, более того, с каждым годом он раскачивается все быстрее и размашистее, радикализируя с виду самых пассивных и мягких. Я видел таких людей сотни и тысячи, я прохожу мимо них каждый день, начиная с самых заброшенных окраин города, заканчивая оживленным центром.