Последняя история Мины Ли

Марго вытерла капельки пота с лица и помассировала переносицу, пытаясь унять пульсирующую головную боль. Заметив свидетельство о смерти на столе, она разглядела галочку рядом с графой «несчастный случай».

Прикрыв глаза, Марго вдохнула через рот, словно вновь оказавшись в той комнате с мертвым телом, пропитанной удушливым запахом гнилых фруктов, приторным и тошнотворным. К горлу подступила желчь. Почувствовав на лице взгляд, Марго открыла глаза и посмотрела на сержанта, который тут же уткнулся в бумаги перед собой и принялся читать, наморщив лоб:

– Смерть наступила в прошлую субботу или воскресенье от гематомы. Найдена в среду. Все вещи на месте: ключи, автомобиль «Тойота Королла», наличные в сумочке. Признаков взлома не обнаружено. Обувь, тапочки у двери.

Вытянутая рука. Ноги в бежевых капроновых носках. Она кажется такой крошечной на полу гостиной.

Споткнулась, неудачно упала, ударилась головой. Какая до боли нелепая смерть! Пережить все эти кошмарные события и тяготы – войну, сиротский приют, иммиграцию, жизнь матери-одиночки в чужой стране – и при этом умереть, оступившись в собственной квартире. Просто невыносимо.

– Вы точно не хотите воды? – обеспокоенно спросил сержант.

– Нет, нет, спасибо.

– Представляю, как вам сейчас тяжело. Нелегко пережить подобное. – Его взгляд смягчился. – Со смертью всегда тяжело смириться, особенно такой.

Прощальной церемонии не будет. Тело матери лежало в морге в ожидании кремации. Не будет и похорон. Она не оставила завещания. Они никогда не обсуждали, чего мама хотела бы после смерти. Они вообще редко говорили о ее желаниях. Марго знала лишь об одном: «Хотела бы я, чтобы ты жила рядом».

От мамы останется только пепел в урне, молчаливый и гнетущий. Что с ней теперь делать?

– И хотя тут все понятно, я хочу убедиться, что вы никого не подозреваете. Не припоминаете ничего необычного? Может, хотите мне что-то рассказать?

Обнаружить тело матери – кошмар, ставший явью, а этот разговор – еще один. Что теперь толку от полиции? Они им хоть раз помогли? Раньше Марго с мамой часто нуждались в защите – когда на них напал вооруженный грабитель или когда в квартиру вломился вор, – но в их окружении никому не приходило в голову вызвать полицию. Никто не знал, что они сделают и чью сторону займут – может, ее депортируют? С чего этот блюститель порядка вдруг о них забеспокоился? Какая разница, что они оба корейцы и учились в одной школе?

– Она жила скромно, работала. Постоянно работала. Она была… заурядной.

Марго во все это верила. Только верила ли она, что знает родную мать? Вряд ли. Вся ее жизнь сводилась к тому, чтобы забыть прошлое и маму вместе с ним.

Мама была пустым местом, очередной жертвой этого города и этой страны, которая заманивает в сети сверкающей ложью. Она лишь мешала, путалась под ногами у более важных и богатых людей.

– Когда вы в последний раз с ней общались?

– Пару недель назад, кажется. – «Покупателей почти нет. Корейцы закрывают свои лавки даже в центре». – Она… она упомянула проблемы на работе, финансовые трудности. Но это вовсе не ново.

Может, она таким образом просила о помощи? Может, ей нужны были деньги?

– Вы говорили, у нее лавка на рынке. Рядом с округом Белл.

– Рядом с Хантингтон-Парком.

Марго представила, как мама возвращается вечером домой, измученная, снимает кожаные ботинки… Тогда почему в квартире не горел свет? Может, мама вернулась пораньше? Сняла обувь и споткнулась о тапочки, всегда стоящие у двери. Неизменно две пары – для нее и Марго. Или, собираясь уходить, она, в последний момент вспомнив о чем-то, вернулась и споткнулась в темноте? Даже думать об этом невыносимо.

Марго хотелось закричать: «Ну почему ты себя не бережешь?» Только теперь уже поздно.

– У нее были служащие?

– Нет, никого.

– Она дружила с кем-нибудь на рынке?

– Да. Ну, общалась с одной женщиной… С владелицей лавки детской одежды напротив.

Его ручка заскользила по блокноту.

– Они хорошо ладили? Ваша мама со всеми ладила?

– Думаю, да. Сначала ей приходилось нелегко, поскольку она была одной из немногих корейцев на рынке. Ей казалось, что другие продавцы и покупатели недолюбливают ее из-за плохого испанского.

Марго вспомнила, как мама кричала вслед потенциальным покупательницам: «Amiga, amiga!»^[6] Иногда те останавливались и махали на прощание, но обычно даже не оборачивались. Время от времени они морщили носы от запаха корейской еды, которую она приносила из дома. Мама обладала поразительной способностью игнорировать оскорбления, не то что Марго – ее они преследовали всю жизнь. Она любила маму больше всего на свете, но в то же время отчаянно стыдилась – ее бедности и чужеродности, ее языка и скудости жизни. Чувство любви у нее всегда сопровождалось стыдом, в том числе и любовь к себе.

Из глаз вновь полились слезы, и Марго схватила салфетку из коробки на столе.

– Если вам что-нибудь понадобится, можете мне звонить, – мягко сказал сержант Цой. – У вас есть моя визитка?

– Я просто не знаю, что с ней теперь делать. С ее прахом, я имею в виду.

– Она ходила в церковь?