– Да, последние пару месяцев она казалась грустной, – ответила Альма. – Очень грустной.
– Почему? – вмешалась Марго.
– Сначала я подумала, что у тебя какие-то проблемы. А она заверила, что у тебя все в порядке, хорошая работа, тебе очень нравится Сиэтл. – Альма высморкалась. – Тогда я подумала, может… какие-то проблемы в семье, в Корее, например, кто-то заболел или умер, и поэтому ее так долго не было.
Она жестом попросила их подождать и, сбегав за коробкой с салфетками, продолжила:
– Я думала, она все это время была в Корее. Может, в семье кто-то умер или заболел. Она выглядела очень грустной.
Марго вспомнила о некрологе, который нашла вчера вечером, и то, что сумела разобрать: «Рак», «супермаркет», «жена», «Калабасас», «церковь». Лицо на крошечной черно-белой фотографии казалось ей ее собственным привидением. Может, мама оплакивала этого мужчину? Был ли он тем же мужчиной, тем самым гостем на шикарной машине, о котором говорил хозяин дома? Иначе зачем она сохранила его некролог? Наверняка он многое для нее значил. Вот только если он умер в октябре, на кого тогда она кричала? Действительно ли ее смерть была несчастным случаем?
Марго казалось, будто ее накрывает волной, она почти ощущала соленый привкус во рту. Слишком много на нее навалилось – сначала смерть мамы из-за несчастного случая, потом возможность убийства, а теперь незнакомый мужчина, тоже погибший, который мог приходиться ей отцом.
Между ними в узком проходе протиснулась продавщица чампуррадо[12]
, оставляя в воздухе запах горячего шоколада, корицы и кукурузы.– К ней кто-то приходил? – спросил Мигель.
– Насколько мне известно, нет. – Альма сочувственно посмотрела на Марго и положила ладонь ей на плечо. – Хочешь воды?
– Нет, нет, спасибо.
– Она часто общалась вон с той кореянкой. – Мексиканка указала на лавку где-то позади себя. – Продавщицей носков. Ты ее знаешь?
– Носков?
– Носков, нижнего белья, пижам и прочего. – Альма снова высморкалась. – Она не так давно здесь работает, с весны, кажется. Они с твоей мамой быстро подружились или даже, казалось, уже были подругами, очень близкими.
Марго попросила Альму присмотреть за открытой лавкой мамы, и они с Мигелем отправились на поиски продавщицы носков. За углом, в лабиринте преимущественно самодельных киосков, отовсюду раздавались различные жанры испаноязычной музыки (поп, бачата, банда), прерываемой отдаленными криками птиц из зоомагазина или колыбельными из пластиковых игрушек. Они остановились при виде многоярусных витрин на колесиках со стопками белых носков в пачках, образующих половину периметра лавки.
– Должно быть, тут, – решила Марго.
Над входом висело соблазнительное белье, кружевные корсеты и ночные рубашки на вешалках в форме женской груди. К одним красным трусам с мультяшной мордой слона спереди прилагался похожий плюшевый мишка.
Продавщица лавки стояла под ярким светом люминесцентной лампы, опираясь на стеклянную витрину с простым хлопковым нижним бельем пастельных тонов. Склонив голову, с ручкой в руке, она изучала объявления в корейской газете и подняла глаза, когда вошли посетители.
Марго невольно вздрогнула при виде ее элегантного, вытянутого лица, так не вписывающегося в обстановку. Несмотря на довольно почтенный возраст, где-то за шестьдесят, женщина красила губы вызывающе-алой помадой, которая выглядела одновременно красиво и безвкусно. Брови были подведены в форме идеальных полумесяцев. Темно-синее флисовое полупальто с катышками на рукавах окутывало стройную, как у балерины, фигуру.
Марго кивнула в знак приветствия и сразу предупредила:
– Э-э, простите, я плохо говорю по-корейски.
– Ничего, – ответила женщина на английском с южным выговором, удивившим Марго. – Чем могу помочь?
– Вы знали хозяйку лавки женской одежды неподалеку?
– Да, да, конечно, – подтвердила она, ее голос дрогнул.
– Мы просто хотели узнать, когда вы видели ее в последний раз, – поинтересовался Мигель.
– Ее… давно не было. – Продавщица отложила ручку и подозрительно прищурилась. – Я за нее переживаю. Почему вы спрашиваете?
– Я ее дочь. Это мой друг Мигель.
Женщина удивленно распахнула глаза, потом вновь прищурилась, отчего на тональном креме образовались полоски, а затем произнесла «А!» так, будто вдруг узнала Марго.
Однако Марго никак не могла вспомнить эту женщину. Очевидно, та, как и мама, в молодости была красивой. Ее выразительное лицо, словно абстрактная картина, рассказывало некую историю, притом насыщенную и печальную. Женщины вроде них с мамой всегда с трудом держатся на плаву – их лица выглядывают над поверхностью, а ноги тем временем отчаянно гребут под водой. Возможно, однажды их тела тоже выбросит на берег, и они будут лежать там, как мама – на полу гостиной.
– Ты так изменилась, – проговорила женщина сдавленным голосом.
– Простите?
– Я тебя сначала не узнала. Твоя прическа… Наверное, ты меня не помнишь. – Она указала на себя. – Миссис Бэк?
– Нет, – покачала головой Марго. – Я вас совсем не помню.
Миссис Бэк фыркнула и ласково улыбнулась:
– Мы жили в одном доме, пока тебе не исполнилось года три или четыре.