Последняя камелия

– Так и сделаю, – сказала я, взглянув на Рекса, который сжал мое плечо.

– Не могу поверить, – сказала я, когда санитар ушел, и показала гравировку на медальоне. – Видишь? Это камелия.

– Да, действительно, – сказал Рекс, целуя меня в макушку. Он взял цепочку, чтобы рассмотреть ее поближе.

– Это цепочка леди Анны, – медленно проговорила я, вспомнив картину, написанную неизвестным художником: на ней шею леди Анны украшала цепочка. Эти печальные глаза. Это выражение тоски и какой-то тайны.

Рекс потряс медальон у моего уха:

– Послушай. Похоже, там внутри что-то есть. – Он повозился с застежкой и пожал плечами: – Похоже, заело. Надо дать посмотреть ювелиру.

– Дай, я попробую, – сказала я, снова беря цепочку, и мое сердце забилось в предчувствии. Что хранила там леди Анна? Я возилась с крючком, пока он вдруг не сдвинулся. Медальон раскрылся, оттуда выпало что-то маленькое и заскакало по полу. Рекс подобрал эту штучку и протянул мне на ладони, чтобы я рассмотрела ее.

– Как странно, – сказал он. – Что это такое, как думаешь?

Мои глаза наполнились слезами.

– Семечко, – сказала я. – Конечно же, семя камелии.

Я вспомнила пень, который обнаружила за сараем в тот день, когда приезжал Николас. Конечно же, Анна хранила в медальоне семя на случай, если что-то случится с ее драгоценной камелией. Нашла ли это дерево Флора? Спасла ли его? Была ли она в той машине? С кем?

– Это миддлберийская розовая, – сказала я. – Я знаю.

– Неизвестно, прорастет ли это семя, пролежав в медальоне десятки лет, – усомнился Рекс.

За годы работы я прочла несколько статей о прорастании семян, в том числе одну о пшеничном зерне, найденном в гробнице с египетской мумией, которое было успешно выращено спустя века.

– Камелии выносливы, – ответила я. – Оно прорастет.

Я поднесла медальон к свету и внимательно осмотрела его внутренность. Там было что-то выгравировано, и я прочла: «Дорогой Эдвард, мой истинный север».

– Ты плачешь, – сказал Рекс, прижавшись щекой к моей щеке.

– Рекс, у меня такое чувство, что мне дали шанс начать все сначала.

– У меня тоже, – сказал он. – Я чуть не потерял тебя.

Я сжала в руке медальон.

– Мне бы только хотелось, чтобы сад не был уничтожен…

Рекс озадаченно посмотрел на меня.

– Я не понял, о чем ты.

– Я видела бумаги с планами, – ответила я, вспомнив, как содрогнулась, увидев планы перестройки поместья. – Рекс, я хочу, чтобы ты не подписывал эти планы.

Он поцеловал меня в шею.

– Я никогда не подпишу ничего подобного. Эти бумаги, Ватсон, – выпали из проекта, в который вложились мои родители. Он находится к северу от Кембриджа.

– Нет, – возразила я, – я уверена, что все поняла правильно. На плане были деревья и поместье.

Рекс почесал в затылке.

– Ну, деревья, о которых ты говоришь, – это пораженные тлей дикие яблони, а «поместье» – старый коровник. – Он улыбнулся. – Как я понял, ты не слишком внимательно рассмотрела эти планы.

Я ощутила, как к щекам прилила кровь.

– Но я думала…

– Ты думала, я позволю родителям послать бульдозер в сад, в который влюбилась моя женушка? – Он покачал головой. – И к тому же эти камелии вдохновили меня на новый роман.

– Вот как? – усмехнулась я.

– Да. Цветы, тайна, поместье – я не мог бы разобраться в этой истории, если бы ты не нашла ключ.

Раздался стук в дверь, и мы переглянулись. Вошел пожилой мужчина, лицо его отчасти скрывал низко надвинутый на лоб берет в елочку, но когда он взглянул на меня, у меня возникло отчетливое чувство, что когда-то я его видела – но где?

Он покашлял.

– Простите меня. Я шел к своей жене и был уверен, что она в тридцать четвертой палате.

В руке он держал чашку кофе.

– Вы, наверное, перепутали, – ответил Рекс. – Это в другом конце коридора, за углом.

– Прошу прощения, что помешал, – сказал мужчина, глядя на чашку. – Надо же! Снова забыл сливки для Флоры. Если пойду обратно в кафетерий, ее кофе совсем остынет.

Услышав знакомое имя, я вытаращила глаза.

– Вот, – сказал Рекс, беря два пакетика сухих сливок с подноса у моей койки. – Возьмите.

– Спасибо, – поблагодарил незнакомец. – Похоже, вы знаете американок и их предпочтения относительно кофе.

Рекс улыбнулся.

– Я женат на одной из них.

Мужчина приподнял берет и улыбнулся мне:

– Добрейшего утра вам обоим.

Он вышел, а я едва сдержала слезы. Возможно ли такое? Флора. Фотография молодого человека у ступеней Ливингстон-Мэнора. Туман начинал рассеиваться.

– «Добрейшего вам утра», – повторила я про себя.

Рекс сжал мою руку.

– Все хорошо, любовь моя?

Я кивнула и улыбнулась ему, сжимая в руке медальон.

– Я просто подумала, – ответила я, и мой голос чуть дрогнул, – что знаю, где мне хотелось бы посадить это семя.

– В поместье?

– Нет. В Нью-Йорке, в ботаническом саду, в теплице номер четыре.

Рекс одобрительно сжал мою руку.

Лежа на кровати, я закрыла глаза и представила себе дерево, которое вырастет из этого семени, и прекрасные цветы на нем. Его путь, как и мой, был драматичен, полон неизвестности. И страданий. Но теперь оно пустит корни и начнет расти. И жизнь его будет полна достоинства, мира и прощения.

И моя тоже.

Эпилог