Итак, первые две тетради легли подряд. И тем определеннее между 7.2 и 7.3 обозначился зияющий провал. Не просто временной промежуток в год — явное отсутствие тетради. (Или двух?) Можно даже установить, что утраченная тетрадь начиналась с главы 19-й — «Маргарита» и была датирована так: 1. VII.1935 г.
След этой исчезнувшей тетради чудом сохранился на страницах уже рассмотренной нами редакции второй. Здесь, в тетради, получившей в отделе рукописей номер 6.7, под собственноручной датой 29 октября 1933 года, перечеркнув номер главы «Маргарита» (он был 14-м) и надписав: «19», Булгаков сделал такую запись: «1. VII.1935 г. См. тетрадь» — и дважды подчеркнул своим красно-синим карандашом.
Это была отсылка к заново написанной главе в тетради, датированной 1. VII.1935 г. В архиве такой тетради нет. Не буду донимать читателя всей аргументацией, скажу только, что, по моему мнению, она была уничтожена до поступления в отдел рукописей, уничтожена давно и, следовательно, автором.
Что еще было в этой исчезнувшей тетради (тетрадях)? Насколько полно была написана в третьей редакции романа его вторая, фантастическая часть, от которой уцелела только концовка 7.3? Был ли здесь поэтический полет Маргариты над ночною землей?.. Великий бал у сатаны?.. Третья евангельская глава, принадлежащая мастеру?..
Мне кажется, какой-то отсвет на эту исчезнувшую тетрадь (тетради) бросает последующая, четвертая редакция романа, в которой с блистательной щедростью и вместе с тем почти без помарок написана эта самая фантастическая вторая часть.
Послушайте, как свободно, как полно звучит здесь голос автора хотя бы в главе о великом бале у сатаны:
«Пришлось торопиться. В одевании Маргариты принимали участие Гелла, Наташа, Коровьев и Бегемот. Маргарита волновалась, голова у нее кружилась, и она неясно видела окружающее. Понимала она только, что в ванной освещенной свечами комнате, где ее готовили к балу, не то черного стекла, не то какого-то дымчатого камня ванна, вделанная в пол, выложенный самоцветами, и что в ванной стоит одуряющий запах цветов.
Гелла командовала, исполняла ее команды Наташа.
Начали с того, что Наташа, не спускающая с Маргариты влюбленных, горящих глаз, пустила из душа горячую густую красную струю. Когда эта струя ударила и окутала Маргариту как мантией, королева ощутила соленый вкус на губах и поняла, что ее моют кровью. Кровавая струя сменилась густой, прозрачной, розоватой, и голова пошла кругом у королевы от одуряющего запаха розового масла. После крови и масла тело Маргариты стало розоватым, блестящим, и еще до большего блеска ее натирали раскрасневшиеся (пропущено слово. — Л. Я.) мохнатыми полотенцами. Особенно усердствовал кот с мохнатым полотенцем в руке. Он уселся на корточки и натирал ступни Маргариты с таким видом, как будто чистил сапоги на улице.
Пугая Маргариту, над нею вспыхнули щипцы, и в несколько секунд ее волосы легли покорно.
Наташа припала к ногам и, пока Маргарита тянула из чашечки густой как сироп кофе, надела ей на обе ноги туфли, сшитые тут же кем-то из лепестков бледной розы. Туфли эти как-то сами собою застегнулись золотыми пряжками.
Коровьев нервничал, сквозь зубы подгонял Геллу и Наташу: „Пора… Дальше, дальше“. Подали черные по локоть перчатки, поспорили… (Кот орал: „Розовые! Или я не отвечаю ни за что!“) Черные отбросили и надели темно-фиолетовые. Еще мгновение, и на лбу у Маргариты на тонкой нити засверкали бриллиантовые капли.
Тогда Коровьев вынул из кармана фрака тяжелое, в овальной раме в алмазах (зачеркнуто: „тяжелый овальный в алмазах портрет человека в фигурном воротнике, с цепью на груди, с хитро разделанной бородой“. — Л. Я.) изображение черного пуделя и собственноручно повесил его на шею Маргарите. Украшение чрезвычайно обременило Маргариту. Цепь натирала шею, пудель тянул согнуться.
— Ничего, ничего не поделаешь… надо, надо, надо… — бормотал Коровьев и во мгновенье ока и сам оказался в такой же цепи.
Задержка вышла на минутку примерно, и все из-за того же борова Николая Ивановича. Ворвался в ванную какой-то поваренок-мулат, а за ним сделал попытку прорваться и Николай Иванович. При этом прорезала цветочный запах весьма ощутимая струя спирта и луку. Николай Иванович почему-то оказался в одном белье. Но его ликвидировали быстро, разъяснив дело. Он требовал пропуска на бал (отчего и совлек с себя одежду в намерении получить фрак). Коровьев мигнул кому-то, мелькнули какие-то чернокожие лица, что-то возмущенно кричала Наташа, словом, борова убрали.
В последний раз глянула на себя в зеркало нагая Маргарита, в то время как Гелла и Наташа, высоко подняв канделябры, освещали ее.
— Готово! — воскликнул Коровьев удовлетворенно, но кот все же потребовал еще одного последнего осмотра и обежал вокруг Маргариты, глядя на нее в бинокль.
В это время Коровьев, склонившись к уху, шептал последние наставления: