Последняя комета

В больницах не хватает медицинского персонала. Нет времени для длительного лечения. Но папа продолжает ходить туда. Говорит, что должен, поскольку слишком многим требуется врач. Но я думаю, есть и другая причина. Это его способ бегства от реальности. Чувствовать себя самим собой, пусть даже мир изменился. Я поступала бы точно так же, если бы могла.

Мне надо выйти из дома. Может быть, прогуляться до озера. Если пойти напрямик через лес, я вряд ли рискую встретить кого-то.

Напишу больше потом.

СИМОН

Воздух теплый и сырой. Ветер почти не чувствуется, когда я бегу вниз по склону холма к дальнему концу озера. Пот струится по телу. Бомбом мчится рядом и смотрит на меня, улыбаясь широкой собачьей улыбкой, довольный тем, что его отпустили с поводка. Время от времени он останавливается, обнюхивает куст или какое-то интересное пятно на траве. Хвост стоит прямо, напоминая белый плюмаж.

Когда лес вокруг сгущается, я достаю из кармана телефон. Тильда так до сих пор и не ответила на мое ночное сообщение. Я обещаю себе не проверять телефон, пока не дойду до дома.

Но я особо не спешу туда. Стина разозлилась, узнав, что я провел ночь в городе.

Я увеличиваю темп, несмотря на боль в спине, и чувство, будто сердце вот-вот может лопнуть в груди. Громкая музыка в наушниках. Я плотно прижимаю руки к бокам. Вижу собственные ноги на фоне мелких веток и коры.

«Скоро все исчезнет», – сказала Тильда в то утро, когда мы узнали страшную новость.

Земля подо мной. И озеро. И березы. И Бомбом.

От легкого головокружения я чуть не спотыкаюсь, но заставляю себя продолжать. Сейчас мне уже видна старая водяная горка, блестящая между деревьями. Когда-то она была бирюзовой, но сильно поблекла, и сейчас она уже непонятного цвета. Над бассейном натянут брезент. Стеклянный павильон заколочен. Дорожки для мини-гольфа давно не использовались. Я увеличиваю скорость на последнем отрезке, выбегаю на берег и, остановившись, роняю руки на колени, тяжело дышу, чувствуя привкус крови во рту, покрываюсь новой волной пота.

Бомбом носится по воде и хватает зубами старый пластиковый пакет из винного магазина.

– Оставь его! – кричу я и снимаю наушники.

Он поднимает взгляд на меня. Лакает воду. Фыркает. Несколько раз неловко кувыркается в ней. Выбегает на берег и отряхивается.

Кто-то сидит вдалеке на причале. Это девушка. На ней черная, натянутая на уши шапка, и когда я смотрю в ту сторону, она отворачивается, но я успеваю узнать ее.

Люсинда. Та самая, которая считалась лучшей подругой Тильды. Это ее можно увидеть на доске почета. Они спят в автобусе. Обнимаются на краю бассейна. Порой их окружают другие члены клуба пловцов. Но те только фон. Главные – это они.

Но я встречался с Люсиндой только пару раз, когда она лежала в больнице. Тогда она уже начала сторониться других. Даже Тильды. Сколько раз я безуспешно пытался утешить ее после очередного их разговора или сообщения, оставленного без ответа?

Я отворачиваюсь с облегчением, поняв, что она тоже не хочет общаться. Я даже не представляю, о чем бы мог говорить с ней. Пот капает на песок, пока я тяну задние мышцы поверхности бедра.

Когда мы с Тильдой сошлись осенью, все только и говорили что о Люсинде. Она как раз узнала свой диагноз. Рак. Весь клуб навещал ее в больнице. Аманда и Элина выложили в Интернет фотографии, где они сидят на краю ее больничной койки. Они называли ее сильной и мужественной. Это очень не нравилось Тильде. По ее мнению, получалось, что Люсинда не была настоящим человеком, а только характером, второстепенной фигурой в их жизни. Красивой и чудесной подругой с трагической судьбой. Чья мать умерла от рака. А отец, сам будучи врачом, все равно не сумел спасти ни свою жену, ни дочь. Но шли месяцы, и прогнозы становились все более расплывчатыми и противоречивыми. В реальной жизни все довольно сложно. Совсем не так, как в кино.

Сейчас прошла, кажется, целая вечность с тех пор, когда кто-то вообще упоминал Люсинду в разговорах.

Я медленно выпрямляюсь, массирую ноги. Слышу лай Бомбома. Повернув голову в его сторону, вижу, что он находится на пути к причалу.

– Бомбом! Иди сюда!

Он притворяется, что не слышит. Хвост энергично колеблется в воздухе, когда он просовывает свою огромную голову под руку Люсинды. Мне становится не по себе, как только я вспоминаю, что нас заставляли надевать маски, когда мы навещали ее в больнице. Она якобы могла умереть от малейшей простуды или инфекции.

Я бегу к причалу. Зову к себе Бомбома. Он смотрит радостно на меня и лижет Люсинду в щеку. Она пытается оттолкнуть его. Я считал, что у собак есть некое шестое чувство относительно больных людей, но моего пса это явно не касается.

Причал качается у меня ногами. Я оттаскиваю Бомбома, который игриво кусает мои пальцы.

– Иди отсюда! – говорю ему строго.

Люсинда, вытирая щеку, недовольно смотрит на меня.

В ее лице появилось что-то странное. Только спустя мгновение я понимаю, что на нем нет бровей. Впалые щеки кажутся белыми как мел при ярком дневном свете. И все равно она выглядит свежее, чем прежде. Кажется более живой.