Она не сводит с меня взгляда. На ее лице никаких признаков волнения, и уже одно это действует успокаивающе. Я смотрю на нее, не отрываясь. Стараюсь наполнить легкие воздухом. Эмма кивает ободряюще, и я делаю вдох.
Внезапно я понимаю со всей ясностью, какой хорошей мамой она могла бы стать.
Она обнимает меня. И я, словно в тумане, вижу, как Джудетт и Стина тоже спускаются на пол. И они тоже обнимают нас.
И я говорю, что люблю их. И очень рад, что они моя семья. И ужасно сожалею о том, что мы так много ругались в последнее время. А Джудетт говорит, что в этом нет ничего страшного: мы просто беспокоимся друг о друге.
Есть выражение, которое я всегда ненавидела: «Сегодня я начну новую жизнь!»
Она как бы подразумевает, что человек способен измениться целиком и полностью, поменять свои привычки, стать лучше во всех отношениях. Как будто можно принять решение и «стереть» все до этого случившееся. Мне приходилось слышать его порой, когда я болела. Чаще всего так говорят недалекие люди.
Однако, кто знает, может, теперь нечто подобное и произойдет.
Сегодня последний день.
И это мое последнее послание тебе.
Я провела весь день с Мирандой и папой. Ему явно удалось научить дедушку, как можно общаться по видеосвязи, поэтому мы смогли видеть друг друга, когда разговаривали с ним и с бабушкой. Правда, она ничего не говорила. В основном сидела и дремала.
Через несколько часов я в последний раз приму душ. Потом у нас состоится ужин (из трех блюд, согласно списку пожеланий Миранды, даже если мы с папой помогали ей готовить его), и мы поедем в церковь. Но сначала посмотрим последний закат солнца в саду. И попрощаемся с нашим домом.
Меня одолевает любопытство, о чем сейчас думает Джилл, смотря прямые репортажи со всего мира. Голые хиппи обосновались на одном из Канарских островов, намереваясь встретить комету там. Тысячи человек собрались в Йердете в Стокгольме. Некая компания оккупировала пирамиду в Каире, чтобы совместными усилиями отклонить Фоксуорт в сторону с помощью позитивного мышления.
Неужели у нее по-прежнему не возникает ни малейшего опасения, что она и другие отрицатели кометы ошибаются?
Примерно через десять часов мы все погибнем.
Мне повезло. Я буду в церкви, с моей семьей и с моим парнем. А пепел мамы и Тильды лежит по соседству на поминальном лугу. Когда Фоксуорт попадет в нас, он смешается с нашим.
Не говори этого никому, но у меня абсолютно нет ощущения, что сейчас все закончится. Я не собираюсь называть это Богом или как-то иначе, но, пожалуй, есть некий аналог радиоволнам, которые распространяются во Вселенной. Невозможно представить, что почти восемь миллиардов жизней смогут за пару секунд бесследно прекратить свое существование. Мы останемся в какой-то форме.
Однако нам пора прощаться. Мне нравилось писать тебе. И сейчас, когда я думаю об этом, мне все больше кажется, что мы достаточно похожи.
Где бы ты ни находился и как бы ни выглядел, мы являемся результатом одного и того же Большого взрыва, положившего начало нашей Вселенной. Мы вместе принадлежали некой субстанции, которая была ничем, а потом внезапно стала всем.
Поэтому, пожалуй, есть надежда, что ты хоть чуточку поймешь, кем я была.
И в один прекрасный день, возможно, мы снова окажемся в одном и том же месте.
Пока, спасибо за все.
Л.
Люди теснятся на поставленных рядами скамейках, сидят на складных стульях и прямо на полу в проходах. Заполняют балкон, расположенный над большим органом. Стина стоит далеко впереди, расправив плечи, и громко поет псалом вместе со всеми:
Я крепко сжимаю руку Люсинды. Она сидит рядом со мной. С другой стороны расположилась Джудетт. Я замечаю, что Люсинда беззвучно шевелит губами. Она не единственная не знает текст. Главным образом поют люди старшего возраста. Но я вырос с этим псалмом. Он в моей памяти чуть ли не с рождения.
За окном почти так же светло, как днем. С черного неба, подобно белому прожектору, светит Фоксуорт, превосходя свет Луны в сотню раз.
Псалом кончается. В церкви на какое-то время воцаряется тишина, нарушаемая только долетающим с улицы лаем собак. Я пытаюсь понять, не участвует ли Бомбом в этом хоре.
«Мы скоро придем», – думаю я.
Стина долго размышляла, как ей поступить с домашними животными, но когда люди пошли непрерывным потоком – стало ясно, что всем собакам, кошкам, кроликам и морским свинкам не хватит места. Опять же, присутствие братьев наших меньших могло стать дополнительной мукой для аллергиков, и поэтому их было решено оставить снаружи.
Стина говорит о вечной надежде. Вечной жизни.
Эмма гладит свой живот.
Отец Люсинды просит Миранду не стучать ногой по стоящей впереди скамейке.