– Странно, собственно, что мы почти не встречались, – говорю я.
И сразу сожалею о сказанном, поскольку здесь нет ничего странного. И мы оба знаем почему. Я смущаюсь и чувствую себя неловко. До старших классов средней школы у меня плохо получалось разговаривать с людьми. Я всегда немного витал в облаках, анализировал все. Сейчас снова занимаюсь тем же.
– Она снилась мне ночью, – говорю я. – Она стояла посередине комнаты и говорила… 4 га
Люсинда кивает.
– Я тоже постоянно вижу ее во сне, – говорит она. – Когда могу спать.
Комар садиться мне на шею, и я пытаюсь прихлопнуть его. Люсинда вздрагивает. Пытается улыбнуться. Но сейчас я знаю, что она боится.
Она боится
– Некоторые верят, что я убил ее, – говорю я. – Ты знаешь про это?
Она молчит. А другого ответа мне и не требуется.
– Ты тоже так думаешь? – продолжаю я.
– Я не знаю, во что мне верить.
Мое разочарование столь велико, что у меня начинает шуметь в голове.
– Я не убивал ее. Но мои слова не помогут, правильно? Именно так ведь заявлял бы убийца?
Люсинда смотрит в сторону. На ее угловатом лице лежат тени.
Внезапно я вспоминаю один из первых случаев, когда Каролин и Клас позволили мне переночевать у них. В комнате Тильды было темно. Мы расстелили покрывало на полу. Она лежала на моей руке и говорила очень тихо, я с трудом разбирал ее слова:
– Извини, – говорит Люсинда и встает. – Не нужно было…
Телефон выпадает у нее из кармана, и я машинально вытягиваю руку, стараясь поймать его, прежде чем он упадет в воду.
Символ с изображением микрофона заполняет экран. Большие цифры отсчитывают секунды.
Она записывает разговор.
Я не хочу даже смотреть на нее, когда протягиваю ей телефон.
– Ты довольна? – спрашиваю я. – Или мне надо добавить что-то?
Люсинда не отвечает.
– Если ты думаешь, что я убил Тильду, то поступаешь очень глупо, встречаясь со мной один на один.
– Мой папа скоро придет и заберет меня, – отвечает она быстро.
Голос при этом дрожит. И, судя по звуку, у нее от страха пересохло во рту. Я уверен, что она лжет, и мне вспоминается фраза из книги Эммы о Муми-троллях:
– Лучше тебе поторопиться тогда, – говорю я, по-прежнему не глядя на нее.
Доски вибрируют от ее шагов, и вода под причалом плещется громче. Но внезапно она останавливается:
– Как на самом деле чувствовала себя Тильда?
Я оборачиваюсь. Люсинда сунула руки в карманы толстовки. Смотрит на меня с другой стороны причала.
– Как она
– Да.
– Тебе, пожалуй, нужно было демонстрировать свою заботу, пока она еще была жива, – говорю я.
Мне приятно видеть, как она замирает, словно получив пощечину. Да, у нее рак, но это вовсе не означает, что она святая.
– Ты же знаешь, как все обстояло, – мямлит она еле слышно. – Я болела. Не могла.
– Для Тильды это тоже было нелегко. Ее лучшая подруга умирала от рака и не хотела даже встретиться с ней.
Мы смотрим друг на друга. По автостраде вдали от нас проезжает машина.
– Почему ты считаешь, что в ту ночь она шла ко мне домой? – спрашивает Люсинда. – Что она сказала?
– Забудь. Я ошибался. Она наверняка собиралась добыть еще дерьма, которым пичкала себя.
Люсинда смотрит вниз на свою обувь.
– Неужели никто не пытался ее остановить? – бормочет она.
– Само собой я пытался!
Ком вырастает в горле. Я не собираюсь плакать. Уж точно не доставлю ей такого удовольствия.