Последняя крепость

– Ну что ты такая зануда, – ответил он. – Просто вкусно поесть. И чего-нибудь выпить.

После паузы она сказала:

– Мне еще четыре часа на работе… нет, уже три…

Он взглянул на часы:

– Значит, в двадцать один сорок?

В мобильнике послышался мягкий смех.

– Здесь, в Израиле, существует такая единица измерения времени, как «между одиннадцатью и шестью». Ладно, дикий человек, я сама тебе позвоню, когда освобожусь. Ты ведь более свободен?

– Как птица, – заверил он. – И не знаю, куда себя деть.

– Я позвоню, – пообещала она.

Связь оборвалась, он старался убедить себя, что в ее голосе прозвучала нежность, такая непривычная для женщины ее яростного типа.

Посреди улицы медленно проехал армейский джип, такой нелепый и непривычный, но это если в американском городе, но здесь это норма, как и то, что у патруля автоматы в руках, готовые в любой миг выплюнуть длинную очередь раскаленного железа. Молодые парни с хмурыми напряженными лицами всматриваются в беспечных людей, с ними немолодой сержант с суровым лицом. Что-то подсказало Стивену, что этот прошел не одну войну, здесь их было несколько, не считая разных стычек и конфликтов с вооруженными отрядами террористов.

Как они здесь живут, мелькнула мысль. Здесь же ежедневно гремят взрывы, обстреливают машины, в мусорных баках находят гранаты и взрывпакеты, а люди ведут себя так, словно находятся в Париже позапрошлого века, когда и слова такого, как «террорист», не существовало.

Внезапно мелькнула мысль, дикая, невероятная, но из-за абсурдности не пожелавшая покинуть мозг: а не сценарий ли это самих сионских мудрецов, что все века стараются держать этот народ в постоянном напряжении? Ведь только так цементируется нация, так человек не расслабляется в бесформенное тесто, а то и просто говно, во что превратились когда-то сильные и суровые народы Европы. А здесь «сначала о родине, а потом о себе»…

Он перевел дыхание, покрутил головой. Так можно домыслиться и до опасной ереси, что евреи вообще-то в самом деле лучше остальных. Не потому, что лучше, а потому, что не дают себе опускаться… даже вот такими способами. Американцы, если честно, уже сбежали бы от такой фронтовой жизни, как и все остальные европейцы. Арабы разве что только не сбегут, да и то не все, но арабы дикий и фанатичный народ, а евреи… впрочем, тоже дикий и фанатичный, несмотря на множество ученых и продвинутых людей из их числа.

Джип проехал, он смотрел вслед, мелькнула мысль, что все-таки хотя армии упразднены, как и тайные службы всех стран, исключая США, но очень многие из тех, кого учили только подрывать мосты и бесшумно убивать человека голыми руками, так и не смогли найти подходящей работы, а жить на пособие, хоть и довольно высокое – правительство США благоразумно не поскупилось! – посчитали унизительным. Эти люди все еще полны сил, и хотя они не у дел, но охотно откликнутся на любую возможность насолить тем, кто лишил их смысла жизни.

Не у дел остались и те, кто вроде бы только и делал, что развлекался в своих суперфешенебельных виллах, перемещался от одного своего поместья к другому на собственных боингах, где есть даже бассейны, и бесконечно устраивал вечеринки и попойки для самых красивых и дорогих женщин мира. Все-таки большинство из этих людей не прожигающие наследство плейбои, а финансовые магнаты, хозяева трансконтинентальных корпораций, владельцы системы банков, что, как артерии, снабжает кровью промышленность, этим людям пришлось очень не по душе, что этот суперхищник наконец-то сумел подмять их всех, хищников поменьше.

Заварится каша, сказал предостерегающе внутренний голос. И так легко не пройдет, как обещали сверху…

Звякнул мобильник, он торопливо поднес крохотную коробочку к уху.

– Алло?

– Стивен, это Мария.

– Ура, – сказал он. – Честно говоря, я уже извелся.

– Береги здоровье, – посоветовала она.

– Почему?

– Как почему? Все вы, американцы, бережете здоровье.

– Ну, вообще-то… хорошо, буду, – пообещал он. – Ты где? Куда за тобой подъехать?

– Все равно заблудишься, – ответила она. – Или попадешь в арабский квартал, а там от тебя останутся рожки да ножки.

– Как вы живете? – вырвалось у него.

– По-израильски, – объяснила она. – Лучше скажи, где ты. Я доберусь быстрее.

Он огляделся, стараясь выглядеть туристом, впервые осматривающим эту историческую окаменелость, именуемую Иерусалимом, это на случай, если за ним наблюдают, воскликнул радостно: – Здесь огромное количество бородатых и в шляпах!.. И все кланяются и что-то бормочут!

– У Стены Плача, что ли?

– Да нет, – ответил он, – ту я уже видел, помню… Погоди, я пошлю снимок…

Он сфотографировал вид вдоль улицы и гигантский семисвечник, что установлен перед массивным неприятного вида зданием, переправил ей, а через пару секунд донесся изумленный возглас:

– Так ты от меня на расстоянии пяти минут!.. Стой там, никуда не уходи. Буду минут через двадцать.

– Это ваше еврейское? – спросил он поддразнивающе.

– Что именно? – переспросила она.

– Идти пять минут, а будешь через двадцать…