Последняя крепость. Том 2

Толпа внимала ему молчаливо и мрачно. И в этой выходке бродяги не было, казалось, ничего такого уж странного для людей. Они слушали и согласно кивали головами. Такое удивительное взаимопонимание походило на результат магического воздействия, но — никакой магии тут не было… После лютой зимы, выкосившей в королевстве всех, кто не имел постоянного пристанища, задушившей хворями множество стариков и детей, — мгновенным высверком промелькнула весна — и сразу ударило на редкость засушливое и безветренное лето. Лето, спалившее на корню весь урожай, и без того обещавший быть крайне скудным. Лето, выпившее почти все пруды, озера и реки в королевстве. Лето, запустившее жуткое зубчатое колесо, в котором мелькали костяные спицы: голода, болезней, смертей; болезней, смертей, голода…

Сумасшедший вопил, взвизгивая и взлаивая, еще и еще… вопил почти бессмысленное, но люди безошибочно определяли в его воплях смысл. Видать, капелька такого же безумия, рожденного долгими страданиями, была в каждом из них.

Вот появился на площади и, прокладывая себе дорогу сквозь толпу, устремился к фонтану караул городской стражи, состоящий из трех ратников. Но человеческая каша засосала в себя стражников. Они остановились — и тоже стали вслушиваться в дикие крики безумца.

А все потому что… разве не правду он кричал? Все так и было, все так и есть — и все так и будет, как он кричал… И стражники тоже являлись сынами этого города и этого королевства. И общая боль оказалась их болью.

Гибнул, гибнул Гаэлон. Сначала стиснули его безжалостные клещи голода и болезней. Потом хлынул через Скалистые горы поток марборнийских войск. А его величество король Гаэлона Эрл Победитель, оставив во дворце молодую жену, двинул свою гвардию и войска вассалов навстречу врагу. Двинул, да только имелся ли у него хоть один шанс остановить вторжение?

Не было ни одного.

Не из-за того, что войско Эрла намного меньше марборнийского. Не из-за того, что ратники Гаэлона голодны и слабы от голода, да многие еще и больны… Нет, истинная причина этого — и вообще всех поразивших королевство бед — в другом.

Давно, уже к исходу зимы, стали тревожить Дарбион слухи о том, что Высокий Народ оставил Гаэлон. Что отвернулись эльфы от людей великого королевства. Да не просто отвернулись, перестали милостиво дарить благами своей мудрости. А обидевшись, прокляли Гаэлон…

О том, кто же осмелился совершить немыслимое — нанести оскорбление пресветлым эльфам, — говорили шепотом.

Болотники, чтоб их вечно рвали на куски демоны в Темном мире. Болотники, чтоб им пусто было… Болотники, из своих проклятых Туманных Болот выползшие… Болотники, кто же еще… Это они смутили короля, это они (поверить сложно, но в народе-то говорят) посекли делегацию эльфов, явившуюся, чтобы образумить его величество…

Справедливости ради следует заметить, что не все верили в то, что во всех несчастьях королевства повинны рыцари-болотники. Вернее сказать, долгое время — не все верили. А потом уж… Ведь если нагрянула беда, значит, кто-то в том виноват? Не может такого быть, чтобы виноватых не было. Ведь это издавна так повелось: найдешь виноватого, и кажется, что полегче стало… Есть кого ненавидеть.

А что насчет проклятия Высокого Народа и участи Гаэлона…

Тут уж распоследнему дураку понятно: если эльфы кого-то прокляли, значит, рано или поздно проклятому придет конец…

…Безумец вдруг замолчал и, по-собачьи опустившись на корточки, замер на самом верху фонтана. И страшно завыл, задрав клок бороденки.

Толпа задвигалась и бессвязно зашумела. А голый поднял над ними руку, заставив всех мигом умолкнуть. Несколько ударов сердца он находился в полной неподвижности, напоминая древнего идола, окруженного благоговейно молчащей толпой. Потом заговорил. Медленно, глухо и заунывно.

— Мертвый… Я мертвый… Мертвый… — повторял он, чуть заметно раскачиваясь в такт своим словам. — И вы умрете… умрете… умрете… Все… Все… Все умрете…

Прошло совсем немного времени, и толпа начала повторять за ним пугающие эти слова, будто заклинание. Сначала тихо, а потом все громче и громче. И замелькали в толпе какие-то личности, которых в самом начале — когда у фонтана появился безумец — вроде бы на площади и не было. И откуда-то оказались в руках людей дубины, ножи и вилы…

Очень страшно стало на Базарной площади великого Дарбиона.

Тот торговец репой, первым бежавший с площади, успел достигнуть уже трактира, где остановился. Быстро покидал с тележки в мешок свой товар, оглядываясь на бегущих к площади, откуда неслись пронзительные вопли безумца и собравшейся вокруг него толпы. Взбираясь по крутой лестнице на второй этаж трактира, запирая дверь своей комнаты, подпирая ее массивным шкафом, который в другое время самолично и с места-то не сдвинул бы, все бормотал:

— Оборони, Нэла Милостивая, защити меня, несчастного… Сейчас опять громить все начнут… Сейчас опять кровь польется… Оборони, Нэла Милостивая…

— Все умрете! Все умрете! — надсаживался безумец. — Бобы! Бобы! Бей! Бей! Репа! Репа! Дай! Дай… Умрете!..