Последняя лекция

Когда вы тратите деньги на борьбу с бедностью, это прекрасно. Но очень часто ваша работа затрагивает лишь отдельных людей или страны. Высадка же на Луну вдохновила все человечество. В людях проснулся огромный потенциал, который поможет решить самые серьезные проблемы нашей планеты.

Позвольте себе мечтать. Научите мечтать своих детей. Не мешайте им мечтать, даже если из-за этого они лягут спать позже, чем следует.

Усердие лучше, чем понты

Я всегда предпочитаю брать на работу усердных, а не понтовых, потому что понты быстро проходят. Усердие же остается навсегда.

Усердие часто недооценивают. Но это глубинное качество человека. Понты же направлены лишь на то, чтобы произвести впечатление.

«Понтовые» люди любят пародии. Но пародия сиюминутна. Не существует пародии, пережившей века. Я гораздо больше уважаю усердных людей, которые делают нечто такое, чем потом пользуются поколения и что «понтовые» считают нужным пародировать.

Думая об усердных людях, я вспоминаю бойскаутов, которые поднимаются в скаутской иерархии до определенных высот. Беседуя с теми, кто приходит ко мне на работу, я всегда спрашиваю, были ли они скаутами. И если в скаутской организации они занимали руководящее положение, то это серьезный аргумент, чтобы взять их. Я знаю, что эти люди обладают усердием, а не поверхностным стремлением произвести впечатление на окружающих.

Подумайте об этом. Возможно, в пятьдесят лет пост в скаутской организации окажется единственным пунктом в вашем резюме. И добились вы этого в возрасте четырнадцати лет. И все же это впечатляет. (Несмотря на все мое усердие, мне так и не удалось подняться до таких высот.)

Кстати, мода — это тоже своего рода понты. Я никогда не интересовался модой. Вот почему я так редко покупаю новую одежду. Тот факт, что одежда выходит из моды, а потом снова возвращается, доказывает лишь одно: есть люди, которые думают, что сейчас можно продать именно это. Лично мне это кажется настоящим безумием.

Родители учили меня: «Новую одежду нужно покупать тогда, когда старую уже нельзя носить». Любой, кто видел, в чем я был одет на моей последней лекции, понимает, что так я прожил всю жизнь.

Мой гардероб — не понтовый. Он отражает усердие. И он прекрасно мне служит.

Выбросить белый флаг

Мама всегда звала меня Рэндольфом.

Она выросла на маленькой молочной ферме в Вирджинии в годы Великой депрессии. Каждый день она гадала, хватит ли еды на ужин. Она звала меня Рэндольфом, потому что такие имена носили те, кто принадлежал к обеспеченному классу. Возможно, поэтому мне так не нравится это имя. Кто захочет, чтобы его так звали?

И все же мама продолжала называть меня полным именем. Став подростком, я взбунтовался. «Неужели ты действительно считаешь, что твое право называть меня так, как тебе хочется, превосходит мои права на личность?»

«Да, Рэндольф», — твердо ответила мама.

Что ж, по крайней мере, мы поняли позиции друг друга!

К тому моменту, когда я поступил в колледж, мне пришлось натерпеться. Мама присылала мне письма, адресованные «Рэндольфу Паушу». Я писал на конверте: «По этому адресу такой не проживает» — и отсылал их обратно нераспечатанными.

Мама пошла на компромисс. Она стала адресовать письма «Р. Паушу». Эти письма я вскрывал. Но когда мы разговаривали по телефону, она продолжала гнуть свою линию: «Рэндольф, ты получил наше письмо?»

Сейчас, спустя много лет, я окончательно сдался. Я настолько люблю и ценю свою мать, что не собираюсь спорить с ней из-за такого пустяка, как окончание моего имени. Пусть зовет меня так, как ей хочется. Я все равно счастлив. Жизнь так коротка.

Когда проходит время и жизнь устанавливает свой срок, сдаться и выбросить белый флаг оказывается самым правильным поступком.

Заключим сделку

Когда я оканчивал университет, у меня появилась привычка раскачиваться на стуле за обеденным столом. Я не отказывался от нее даже в родительском доме, и мама всегда говорила мне: «Рэндольф, ты сломаешь этот стул!»

Мне нравилось раскачиваться на стуле. Мне было удобно. Да и стул прекрасно себя чувствовал на двух ножках вместо четырех. Каждый раз за обедом я раскачивался, а мама делала мне замечания.

Однажды она сказала: «Прекрати раскачиваться на стуле. Я не собираюсь больше повторять!»

На этот раз ее слова прозвучали так, что пришлось прислушаться. Я предложил заключить контракт — письменное соглашение между родителями и ребенком. Если я сломаю стул, то должен буду оплатить не только сам стул... но, в качестве штрафных санкций, и ремонт всей столовой. (Заменить один стул в гарнитуре двадцатилетней давности было просто невозможно.) Но мама обязывалась более не делать мне замечаний, пока стул цел.

Конечно, мама была права: ножки стула могли не выдержать и подломиться. Но мы оба решили, что соглашение — лучший способ избежать ссоры. Я принял на себя ответственность и обязался возместить нанесенный ущерб. Мама получила возможность сказать: «Меня всегда надо слушаться», если ножка все же сломается.