Последняя любовь

Без сомнения, это было последним ужасным упреком, направленным против меня. Я не хотел знать этого, я не хотел об этом думать, прежде чем честно предал ее прах земле. Я оставался около гроба, унимая крики, вопросы и всякие шумные проявления. Моргани оказывал мне большое внимание и почти не покидал меня. Его пугало мое спокойствие, он боялся реакции, и при этом его страшило еще нечто другое. Когда мы вернулись с кладбища, он сказал следующее:

— Я не мог скрыть от властей причину ее смерти. Не только вы, но и все лица, окружавшие и служившие этой несчастной женщине, находятся настолько вне подозрений, что мне разрешили приписать смерть апоплексическому удару, признаки которого так резко обозначились на трупе. Клянусь вам честью открыть тайну смерти только в том случае, если власти найдут нужным сделать дальнейшие исследования. Это произойдет только тогда, когда кто-нибудь с дурным намерением вмешается в это дело; я считаю Тонино способным на все. Вы должны прочитать письмо, которое ваша жена написала перед смертью. Я требую этого ради вас, ради себя, ради правды! В последнюю минуту она должна была выразить свое решение умереть. Вы должны сохранить это доказательство вашей невиновности, чтобы оно не попало в руки человека, который будет вашим врагом, если только того потребуют его выгоды.

Имя Тонино заставило меня пожать плечами.

— Тонино единственный наследник моей жены, — сказал я, — и может быть моим врагом только в том случае, если бы я стал оспаривать его право, но этого не будет!

— Почему же? Ваша жена должна была желать упрочить за вами свое состояние или, по крайней мере, пользование доходами.

— Моя жена знала, что подобное распоряжение было бы для меня оскорблением, и она не сделала его.

— Оскорбление! — воскликнул доктор. — Почему же это может быть оскорблением?

— Потому что она сделала в молодости ошибку, и я женился на ней с условием ничего не получать от нее ни при жизни, ни после ее смерти.

— Вы безумец, — сказал Моргани, — но вы логичны в вашем безумии, и я уважаю вас, Сильвестр. Но что будет с вами?

— Ничего, я останусь тем, что я есть: человеком, любящим труд и не нуждающимся в богатстве.

— Но настанет же старость, несчастный! Ваше здоровье пострадало за последнее время.

— Не беспокойтесь обо мне. Будьте уверены, я не узнаю нищеты, потому что незаметно перенесу ее.

— Но что же вы будете делать?

— Я никого не буду просить и никому не буду жаловаться.

— О, Сильвестр, живите со мной! Я один и пользуюсь достатком. Я вас научу медицине, а вы меня всему остальному. Мы будем жить вместе. Это будет не так грустно, как жить и умирать одиноким.

— Благодарю вас, мой друг, но я не останусь в этой стране. Я должен покинуть ее и никогда более не возвращаться.

— Да, я понимаю. А между тем… не проклинайте никого, не питайте ненависти к вашей жене!

— Я не ненавижу ее. Почему вы так предполагаете?..

— Сильвестр, довольно притворяться друг перед другом! Вы знали все, она мне сказала это, когда мы с ней говорили в последний раз. Я так давно все знал. Надо уметь прощать… Бывают роковые организации, перед которыми врач становится материалистом… Если бы я вам сказал, что вы сами подчинились этому року, вызвав отвращение к жизни и доведя вашу жену до самоубийства?

— Она вам сама сказала это?

— Нет, но она три раза повторяла: «Он не может больше любить меня!»

— Она жаловалась на мои упреки, гнев?

— О нет, напротив! Она отдавала вам полную справедливость! И поэтому я повторяю вам: прочтите письмо и сохраните его. Оно, конечно, имеет отношение к той ошибке, следы которой вы хотели бы уничтожить.

— А если это завещание в пользу Тонино, как всё заставляет меня думать?

— Ну что же, в таком случае вы честно передадите письмо по назначению и будете знать, что делаете.

Совет был хорош. Когда я остался один, я открыл письмо; оно было едва сложено и совсем не запечатано. Конечно, Фелиция желала, чтобы я прочел его.

Письмо Фелиции.