Вернувшись весной с полюдья, Дир так радовался исцелению брата от раны, что долгое время не замечал его новую зазнобу. Да и девушка не стремилась мелькать перед чужими глазами, проводя дни то запершись в светелке, то в поварне, то где-то за крепостью. Но, однажды увидев ее, Дир удивился. Обычно у Аскольда ночевали белоголовые и белобрысые девицы, томные и безвольные. А эту черноволосую красавицу нельзя было назвать покорной и безропотной. Глаза ее смотрели с несвойственной молодой девице пытливостью. Прямая осанка и неторопливые движения – под стать княжеским. Но больше всего поражала ее гордая вежливость: она не заискивала, разговаривая со знатными особами, и не вела себя надменно с рабами и простолюдинами.
– Зачем я христианство принял? – посетовал Аскольд. – Взял бы Ярину второй женой, как у нас, варягов, принято. И не мучился бы, думая о незаконном ребенке, когда нам с тобой так необходим наследник! Может, обратно мне в старую веру вернуться?
– Эк куда тебя занесло, – перекрестился Дир. – Не богохульствуй!
Аскольд сник. Дир переносил многое: и холод, и голод, и лишения, но смотреть на подавленного брата без сострадания не мог.
– А знаешь, Аскольд, христианская церковь иногда дает согласие на развод.
– И что это такое?
– Я точно и сам не знаю, но, кажется, ты можешь выгнать бесплодную жену и жениться на другой, если разрешит епископ.
– Что же ты раньше молчал? – укорил старший брат, вскакивая с места и крепко обнимая брата.
– А ты не спрашивал, – улыбнулся Дир.
Епископ готовился к богослужению: зажигал в небольшой рубленой церквушке свечи. Сегодня, перед Купалой, он был особенно настороже: язычники могут взбунтоваться и натворить немало бед.
Тяжело нести слово божье в стадо овец заблудших – праведное слово плохо доходит до ушей их. Сколько раз церковь пытались поджечь, покушались и на епископа, но бог пока миловал, и все попытки язычников оканчивались неудачей. Но береженого бог бережет, и сегодня надо пораньше закончить богослужение, закрыть крепко церковь и спрятаться на ночь в хоромах князей – единственных надежных защитников.
Скрипнула дверь. Епископ испуганно обернулся, но тут же успокоился. Аскольд с ходу упал перед ним на колени.
– Батюшка, помоги! Дай разрешение на развод с княгиней.
Епископ чуть не сел. Нельзя сказать, что Аскольд застал его врасплох. Он знал, что у князя были наложницы, но добросовестно закрывал на это глаза. А что еще ему оставалось?
Пятнадцать лет назад византийский патриарх Фотий, мечтавший о вселенской церкви, послал епископа в далекий Киев обращать язычников в христианство. Полянские князья приняли епископа радушно и сразу согласились креститься. Вслед за ними многие дружинники поменяли веру. Основное же население города продолжало поклоняться своим идолам. А в земли за пределами Киева епископ и не совался.
Понимая, как хрупка вера в сердцах недавних идолопоклонников, епископ закрывал глаза на многие прегрешения, чтобы своей суровостью не отвадить их от церкви. А Аскольд искренне и неистово бил поклоны, замаливая каждый свой любовный грех. И епископ не укорял его, дорожа знатным и богатым христианином, делающим большие пожертвования церкви.
– Встань, сын мой, и ответь, что заставило тебя решиться на развод?
Аскольд поднялся с колен.
– Жена моя бесплодна, об этом знают все. А Киеву нужен наследник. Я люблю женщину, которая носит под сердцем мое дитя. Неужели господь допустит, чтобы ребенок родился вне закона?
Епископ был мудрым и преданным миссионерскому делу человеком, достойным учеником патриарха Фотия. Волнуясь за свой приход, он понимал, что его благополучие напрямую связано с княжеской властью в Киеве.
Аскольд и Дир очень уж воинственны: не ровен час сложат головы на поле битвы. Киевский стол достанется какому-нибудь язычнику, уважающему своих богов. Начнутся гонения на христиан. Не трудно догадаться, какая участь ждет самого епископа и его прихожан.
Княгиню епископ боялся. Ее уважали старые именитые горожане – все как один язычники. Насколько Аскольд был добрым христианином, настолько его жена – непримиримая идолопоклонница. Епископ не раз обращался к княгине со словом божьим, но неизменно отступал под напором ее ненависти к чужой религии.
Другое дело, когда стол займет наследник, рожденный от родителей-христиан. Тогда можно будет надеяться, что христианство не умрет в этой варварской стране.
Выходит, помочь Аскольду в его деле – первостепенный долг епископа.
– Зря печалишься, князь, – усмехнулся священник, – можешь даже сегодня идти под венец со своей любушкой, если она христианка. Если нет, то надобно сначала ее крестить, иначе второй брак твой будет таким же незаконным, как и первый.
– Не пойму я, батюшка, тебя что-то. О чем ты толкуешь?
– Ты, христианин, живешь с женой-язычницей в грехе и разврате. В церкви вы не венчаны, стало быть, перед лицом бога – не муж и жена.