Последняя любовь Гагарина. Сделано в сСсср

– Ах, что за чудо был ребенок, какие у него проклёвывались чудо-способности, – говорит Таня, бередит незаживающие раны. Но делает это специально, смачно, с необъяснимым удовольствием. – Ему бы консерваторию закончить… Мы с Мелкиной пророчили ему большое будущее.

Мелкина тут же, кивает чёлкой в знак согласия.

В сад! В сад! Подите прочь, все надоели…

За Таней, естественно, потянулся и Миша Самохин, куда ж он без солистки? На прощание Олег «испытал» его, предложил задержаться для осуществления незапланированного, но предначертанного… Высказался высокопарно, как раньше только по пьяни умел…

Ничего не поделаешь, любит Олег Гагарин высокопарность, выдувает многозначительные фразы, одному ему понятные. Всегда ему казалось, что говорит на каком-то ином, своём языке.

А это у него так не вполне осознанный эксперимент по нахождению родственных душ происходит – если собеседник понял, о чём разговор, если за косноязычием услышал-разглядел суть сообщения, значит, свой. И будет Олег с тобой «навеки вместе», так как «Гагарины своих никогда не бросают».

Вот и сегодня затеял «следственный эксперимент», заговорил с Самохиным «отвлечёнными» фразами, поймёт ли, прочухает? Оставил парню шанс. Но Миша слишком увлечён своим. Не понял. Замялся, мол, в гостях хорошо, а дома лучше. Ну что ж, езжай, скатертью дорога. Задерживать не станем.

45

Вместе с оркестром и Самохиным улетел и Королёв. Принцессе его срочно понадобилось ввестись в какой-то там спектакль театра комедии и драмы. Поняла, видимо, что ничего ей более не обломится. Что Олег её насквозь видит.

– Приглашайте ещё, обязательно приедем.

– Ага, нам без дураков скучно, – не сдержался ведь, выплюнул.

Как и положено, проглотила. Только на лбу загорелась лампочка с надписью: «Сам дурак».

Вот и правильно, баба с возу. Хотя и Королёва искушал Гагарин, зная, что всё равно не доверит главной тайны. Тем не менее и ему задавал загадку про светлое будущее.

Отвёл немного в сторонку, пока Дана делилась с Катей нарядами из гардероба. Мол, так, мол, и так, Санчо Панса, оставайся на паритетных началах. Саша смотрел на Олега большими коровьими глазами, понять пытался, к чему клонит. К чему? Да к осуществлению всех твоих желаний, дурилка картонная!

Замялся Королёв, затоптался на месте, забасил фразы с многоточиями… Работа, кандидатская, людей лечить… Твёрдо и непреклонно. Полезное дело, важное. Кому как не Гагарину знать. Эх, молодо-зелено, жизни ты, Королёв, не знаешь. Жениться на театре – последнее дело. Плавали, знаем.

– Если, не дай бог, конечно, возникнет вопрос выбора, Королёв или театр, неужели ж ты думаешь, что Катя твоя чумная выберет скромного педиатра?

В общем, провёл воспитательную беседу. Благо, положение и возраст позволяют. Уже давно Олег ощущает себя Крестным отцом, главой семейства, наставником беспутных братьев своих меньших. Он-то ведь всего добился. Имеет право. Не тварь дрожащая.

Хотя и понимает, отлично понимает – у каждого свой путь. Свой рисунок роли. Скольким людям театр жизнь поломал, но запрещать грех. Ещё вернёшься. Набьёшь шишки. Все всегда возвращаются. На круги своя. Туда, где было хорошо. Где знали, где ждали.

Олег припоминает песенку про зеленоглазое такси («Так отвези меня туда, где будут рады мне всегда…»), раньше слёзы на глаза наворачивались, когда слышал. Ныне изменилось всё.

Другой совсем стал.

Сам за собой наблюдает, подглядывает. Разделился и смотрит, что его двойник вытворяет. Шизофрения, однако.

46

Расставался, словно навсегда. Словно ножом по сердцу. Потому как отпуская, отрезал каждый раз по куску старой жизни и отправлял в никуда без поддержки своей просвещённой. Или сам уйти в одиночное плавание собирался?

Ведь не такие уж и большие расстояния, всегда позвонить можно, приехать. На худой конец, вызвать. Не откажут, конечно. Прибегут. Как не прибежать.

По радио играет заглавная песенка «Innuendo» с последней форматной пластинки «Queen», голос Меркури побеждает время и складки пространства, струится откуда-то сверху на райский остров из прошлой жизни, в которой, казалось, остался навсегда.

Ан нет.

Вот и Гагарину взгрустнулось. Вспомнил студенческие годы, слепые, тёмные ночи, сирень у общежития… Какой же простой и незамысловатой кажется та, безвозвратно минувшая жизнь. Жизнь прошла, а голос Меркури остался. Хотя волнует теперь не силой и изяществом, но тем, что напоминает, намекает о том, чего не вернёшь.

Да было бы о чём жалеть-то!

Так отчего ж душа ворочается?

Разумеется, дальше в радиоприёмнике возникает Бьорк – знаком границы между прошлым и прошлым, «я дерево, плодоносящее сердцами… одно на все забранные тобой…».

Как по заказу.

Гагарин чувствует, как сжимается его сердце, его единственное сердце, как же странно порой чувствовать себя живым. Живым и невредимым. Освобождённым от всех проблем.

«Ветка, ударяющая по руке…».

Олег стоит на берегу, смотрит вдаль, бормочет под нос: «Море волнуется – раз, море волнуется – два, море волнуется – три… На месте фигура замри…» Заклинает, что ли.