Последняя любовь Казановы

Он был одержим Полиной и не мог не представлять ее в объятиях де Дроги. Он воображал их сладострастные позы, и эти чувственные, даже похотливые картины еще сильнее разжигали в нем ревность. Он мысленно пересматривал череду своих любовных похождений, вызывая их в памяти скорее по привычке, и примерял самые необычные, самые лучшие из них к происходящему. Но сейчас все они казались ему нереальными и незначительными. Как истинный библиотекарь, он прежде всего обращался к томам из собственного запасника, мысленно просматривая их, как листают альбомы с непристойными гравюрами, где рисунки до отвращения правдоподобны, а детали переданы с безжалостной точностью.

После он вдруг решил, что причина его неудачи кроется в состоянии, в котором пребывала на тот момент Полина, когда настроение у женщин без конца меняется и им претит принимать знаки внимания от ухаживающих за ними мужчин. Эта новая мысль немного успокоила нашего героя, подарив ему надежду, что красотка и ее бравый капитан ограничились лишь нежными поцелуями и пылкими ласками, и кавалерийский офицер отнюдь не стал хозяином положения.

Сменив после прогулки плащ на бархатную куртку, Казанова отправился на поиски мадам де Фонсколомб и вскоре нашел ее в маленьком китайском салоне в обществе камеристки и аббата.

Исполненный благоразумия Джакомо не стал искать на лице Полины следов недавних удовольствий. Хотя бы потому, что их виновник уже удалялся скорой рысью, обычной для лошадей имперских войск. А там, где отсутствует причина, размышлял дальновидный философ, не может быть и проблемы.

Попросив Розье побыть временно ее секретарем, мадам де Фонсколомб удалилась в свою комнату писать письма. Следом за ней отправился поработать в библиотеку Казанова. При этом он предложил аббату пойти с ним, чтобы посмотреть на хранящиеся там раритеты. Полина осталась одна; с разрешения хозяйки она могла располагать собой до полудня. Казанова рассчитывал задеть предмет своей страсти тем, что не воспользовался ее одиночеством и не предпринял попытки поухаживать за ней. На этот раз он был предупредителен с Дюбуа, который в противном случае так и просидел бы возле Полины. Престарелый интриган рассчитывал продержать падре в библиотеке как можно дольше, дабы лишить молодую женщину даже такой незавидной компании.

Незадолго до полудня мадам де Фонсколомб послала предупредить, что не выйдет к обеду, а Розье останется при ней, читать вслух. Услышав об этом, Казанова пригласил Дюбуа в известную ему сельскую харчевню, где подавали добротную и вкусную немецкую еду. Аббат с восторгом откликнулся на его предложение. Что ни говори, в соусах и винах он разбирался куда лучше, чем в максимах Эпиктета и рассуждениях Аристотеля, пусть даже переплетенных в драгоценную кожу и проштампованных гербом Валленштайнов. Два невольных приятеля просидели за столом почти до вечера. Джакомо это обошлось в дукат, но он не счел эту цену чрезмерной. Во всяком случае, она была не выше той, какую он заплатил, страдая от того, что так долго находился вдали от капризной красавицы, пока она скучала одна или, что еще хуже, вынуждена была проводить время в компании лакеев графа Вальдштейна и довольствоваться омерзительным рагу нерадивого Фолкиршера.

Вернувшись в замок к четырем часам с отяжелевшими головой и желудком, но с умиротворенной душой, Казанова чувствовал себя готовым со свежими силами предпринять новое наступление на маленькую последовательницу Робеспьера. Не сумев сдержать улыбки, шевалье подумал, что он по крайней мере не ведет войну с Революцией, как горячий капитан де Дроги, и что каждый побеждает на территории, которую лучше знает. Так же, как и Вальдштейн, де Дроги обожал лошадей, и Казанова полагал, что эта страсть в нем гораздо сильнее любви к женщинам.

Благополучно оставив аббата на скамейке в саду переваривать обед, он мигом поднялся по лестнице и вошел в небольшие апартаменты, где все общество собиралось обычно в течение последних трех дней.

Полина была в музыкальном салоне. Увидев в дверях Казанову, она приветливо ему улыбнулась. Внезапно Джакомо почувствовал, что сейчас упадет в обморок от потрясения и ужаса: рядом с девушкой, сидя наискось на краю кресла и почти касаясь коленями пола, капитан де Дроги или, возможно, его двойник, кажется, предлагал ей вечную любовь. К тому же было очень похоже, что дело уже почти решено.

И как бы для того, чтобы составить пару этой нелепой фигуре и придать симметрию всей картине, с другой стороны от Полины, также у ее ног, Джакомо увидел сидящую на низенькой скамеечке Тонку. Она что-то вышивала по канве и была, по-видимому, так увлечена своим занятием, что даже не подняла на него глаз.

Все это казалось дурным сном, и, чтобы избавиться от ужасного видения, Джакомо не нашел иного выхода, кроме как исчезнуть самому. Он побежал к лестнице, будто за ним гнались призраки, и смог перевести дыхание, только оказавшись у себя и поспешно заперев дверь.