Последняя любовь лорда Нельсона

— Расположение островов удачно! — сказал он. — Но эти корсиканцы — дикое племя, привыкшее к убийствам и разбою. Будет нелегко отобрать у них Корсику.

— Отобрать у них? Ведь Нельсон писал, что они получат самостоятельность под управлением Паоли.

Он улыбнулся.

— Это обещал им Эллиот. Но что сделает Питт? Бьюсь о заклад, что вице-королем станет Эллиот, а Паоли исчезнет куда-нибудь, получив пенсию от короля Георга. Ведь было бы непростительной глупостью, если бы Питт не воспользовался такой прекрасной возможностью создать в Средиземном море второй опорный пункт. Он необходим нам. Пока нашим кораблям приходится возвращаться в Гибралтар всякий раз, как у них кончается провиант или вода, они боеспособны лишь наполовину. Совсем иное дело, если у нас будет взаимосвязанный ряд опорных морских точек и мы в известной мере посадим Европу от Гибралтара до Александрии на крепкую цепь, которой отрежем ее от Африки, Леванта, Индии… Питт — тот человек, который должен осуществить это. Гибралтар у нас есть, Корсику мы получим. Потом на очереди будет Сицилия… Ты опять удивляешься? Может быть, ты думаешь, что наши господа из Сити терпят убытки ради бурбонского носа короля Фердинанда или ради габсбургской нижней губы Марии-Каролины? Нет, они хотят соответствующих процентов на вложенные ими капиталы. Иначе не стоило бы затевать это дело.

Эмма встала, бледная от волнения.

— Ни за что на свете Мария-Каролина не отдаст Сицилии!

Он сделал насмешливый жест.

— Будет ли она принадлежать ей, если мы возьмем ее!

— Она строит корабли…

— Какой в них прок без матросов, капитанов, адмиралов? Неаполитанцы ленивы, они страдают водобоязнью.

— Но не молодые офицеры. Даже Нельсон считал, что они прекрасно держались у Тулона. К Караччоло он даже испытывал нечто вроде уважения.

Сэр Уильям пожал плечами.

— Единственная белая ворона. Да, если бы он был австрийцем! Мария-Каролина давно бы сделала его адмиралом. К тому же он еще и герцог. Не несет ли от этих Караччоло, как и вообще от всей этой нищей знати, тайным якобинством? Ванни уже так и вынюхивает все, что с ними связано. А там недалеко и маэстро Парадизо. Парадизо[8]… Прекрасное, кстати, имя для палача! Но даже если они получат их головы, что могут они поделать без флота? Корабли построены из дерева, легко воспламеняются. А здесь, в Неаполе или в Сицилии, для этого не надобно никакой дипломатии. Об этом позаботится любое извержение Везувия или Этны. Я боюсь, что против такой наивысшей силы даже Мария-Каролина мало что сможет предпринять!

Он сложил карту, кивнул Эмме со своей отвратительной улыбкой и ушел.

Эмма была оглушена. Ей чудилось приближение чего-то ужасного, против чего она бессильна. И она даже не могла предотвратить это, не предав своего народа, своей страны. По всем признакам наступило страшное время. Новое боролось со ста рым. События следовали одно за другим. Как будто невидимая рука стремилась силой низвергнуть все, что постепенно создавалось столетиями. Ничто не было прочно, все, казалось, расплывается.

* * *

События на Корсике принимали предсказанный сэром Уильямом оборот. Французам пришлось оставить Сан-Фьоренцо; сжигая свои корабли или потопив их в гавани, они отступили в Бастию.

Город был хорошо укреплен и имел почти пятитысячный гарнизон. Лорд Худ мог противопоставить им только тысячу четыреста матросов и солдат морской пехоты. Тем не менее Нельсон высказался за осаду. Взяв на себя командование матросами, он добился осуществления своего плана. Одиннадцатого апреля он начал обстрел противника, а двадцать четвертого мая доложил об успешном выполнении задачи:

«С наступлением дня мы узрели самое достославное, что только может предстать глазу англичанина и что мог свершить только англичанин, армия в четыре с половиной тысячи сложила оружие перед менее чем тысячей бриттов! Теперь остается только Кальви, и Корсика — наша»

Позже, из протоколов о переговорах, которые вела палата общин, Эмма узнала, что десятого августа Кальви пал. Парламент большинством голосов выразил флоту благодарность нации; но все отметили, что Нельсон не был даже упомянут.

Через неделю от него пришло письмо, в котором он рассказывал о завоевании последнего бастиона французов на Корсике, Жара была невыносимой и унесла не меньше осаждающих, чем пули врагов. И все-таки цель была достигнута. Нельсон принимал в операции самое деятельное участие. Даже когда двенадцатого июля на передовой батарее он был ранен осколками камней и ослеп на правый глаз, он не оставил поля боя.

Вместе с горячим признанием его заслуг лорд Худ переслал дневник осады Нельсона в Лондон. Но лорды Адмиралтейства не назвали его имени даже в числе раненых.