Последняя мечта (рассказы)

Я снова проходил мимо окон кабинета, в котором, по словам дедушки, закрывшись на ключ, плакал однажды сам Первый. Казалось бы, чего ему плакать? А вот поди-ка: большой сильный человек, оставшись поздним вечером один-одинешенек в кабинете, заплакал. В большом кабинете, в котором ты царь и бог.

Может, погубил кого-нибудь по долгу службы или нечаянно, и вот заскулил, как старый пес, загрызший больного куренка, - и жрать не нажрался, и мясо отрыгивается тухлятиной, и страшно, что хозяин прибьет, и пух к носу прилип.

Дедушка гадал так и этак, приходя в конце концов к выводу, что в каждом серьезном учреждении есть много разных тайн.

Активист

Как раз в эту пору у моего друга Алика объявился двоюродный, забытый к тому времени всей родней дедушка. Он служил где-то на севере в звании майора, охранял вроде бы политзаключенных. А теперь ему там работы не было - политические распускались по домам, а лагеря зарастали бурьяном. Так рассуждали местные мужики на посиделках. На улицах поселка стала появляться высокая поджарая фигура в кителе без погон, в брюках галифе и офицерской фуражке без кокарды.

Навещая родственников, он брал с собой жену, тетку Маланью - больную, страдающую одышкой, окающую в разговоре. Она говорила, что в наших краях климат для нее очень благоприятный и она надеется поправить здоровье, подорванное бесконечными простудами. Но говорила об этом без радости и без особой надежды в голосе. Она была хорошая тетка, всегда старалась дать какой-нибудь гостинец. У них с майором не было детей. Все наши говорили, что несчастнее майора и майорши нет на свете людей, разве что бедолага Пучков, сидевший, кажется, в том самом лагере, который охранял майор.

Впрочем, это были, наверное, домыслы. Пучков при встречах с майором говорил "здрасте". Майор, в свою очередь, кивал и притрагивался пальцами правой руки к козырьку фуражки военного образца.

"Дело не в том, кто сидел, а кто охранял... - рассуждали мужики. Просто у каждого своя судьба!" Майор с виду был крепок и бодр, но во всем его облике, особенно во взгляде неподвижных пронзительных глаз, сквозила какая-то омертвелость - он казался сделанным из цельного куска дерева. Энергия, выражаемая всем его обликом, казалась механической будто завели пружину до отказа и она все никак не может раскрутиться.

Он неохотно рассказывал о своей бывшей многолетней службе. Охранять заключенных - дело неблагодарное, трудное. А тут еще нашлись завистники, помешавшие дослужиться до полковника.

Весной он купил дом на берегу пруда, в котором он намеревался ловить рыбу. Мы с Аликом растолковали ему, что рыбы здесь давно уже нет - в пруд стекают все помои. Однако майор съездил в город и купил настоящие бамбуковые удочки. Сидел целыми днями в тени лозины, наблюдая за безжизненным поплавком. Редко попадался ему чумазый карасишка.

- А вы говорили, нет рыбы! - Он демонстрировал нам свой "улов". Дело, как объяснял он, вовсе не в рыбе: всю жизнь мечтал сидеть с удочкой на берегу такого вот тихого прудика.

Кроме того, майор оказался страстным цветоводом-любителем. Он и в родной поселок вернулся лишь потому, что здесь, в черноземном нехолодном крае, удобно разводить цветы разных видов.

Большой дом стоял на высоком месте, откуда хорошо был виден весь поселок.

Выйдя на узорчатый балкончик, майор разглядывал в бинокль окрестности. Нам с Аликом тоже давал поглядеть. Он любил, когда мы к нему приходили.

Неподалеку от дома находился жидкий лесок, замусоренный обрывками бумаг, битым стеклом, печной золой и консервными банками. Каждый погожий вечер майор прогуливался здесь, брезгливо скатывая с тропинки носком сапога порожние бутылки, пощелкивая по высокому начищенному голенищу свежесрезанным прутиком.

После прогулки забирал прутик с собой и, переодевшись в халат и домашние тапочки, расхаживал по комнатам, щелкая прутиком по ладони.

Нам с Аликом было почему-то жалко этого человека. Он не умел общаться с местным народом. Люди его сторонились. О нем не говорили ни плохого, ни хорошего. Один лишь Пал Иваныч за глаза его поругивал, да и то беззлобно.

В начале мая, когда установилась теплая погода, майор, от нечего делать, стал нас встречать возле ворот школы. Вроде бы поболтать. При этом он прятал свежесломленный прутик за спиной, словно стесняясь своей давней привычки.

Некоторые мальчишки завидовали Алику: твой дедушка военный!

На что Алик неизменно отвечал: я могу вам его подарить!

Мы шагали по дорожке впереди, а майор шел сзади, пошлепывая прутиком по ладони. Он спрашивал о разных пустяках, но ответы его не интересовали. Сам же расспросов не любил. И, когда его спрашивали, где он служил, отставник лишь хитро прищуривался и молчал.

"В целях воспитания подрастающего поколения" он заставлял Алика вскапывать участок в своем палисаднике. И жену свою - болезненную тетку Маланью также "мобилизовывал на трудповинность". Сам предпочитал наблюдать за ходом работ - расхаживал взад-вперед по тропинке, пощелкивая прутиком по голенищу сапога.