Последняя милость

— Которая стала дизайнером и поселилась в Трех Соснах? Нет, такой не было. Король Генрих умер в тысяча сто восемьдесят девятом году. Элеонора — в тысяча двести четвертом. То есть либо Сиси де Пуатье побила все рекорды долгожительства, либо она все это выдумала. Неудивительно, что надо мной дружно смеялся весь личный состав парижского Сюртэ. Хорошо хоть, я назвалась агентом Николь.

Гамаш задумчиво покачал головой.

— Значит, она просто придумала себе биографию. Отправилась почти на тысячелетие назад во времени. Но зачем? Зачем ей это было делать? И почему она выбрала именно таких родителей?

Некоторое время они молчали, обдумывая возможные предположения, после чего Лакост задала вопрос, который невольно напрашивался после того, что им стало известно.

— А кто же тогда ее настоящие родители?

— Думаю, ответ на этот вопрос может оказаться чрезвычайно важным.

Гамаш сел за свой стол. Было уже двадцать минут шестого. Перед встречей с доктором Харрис ему еще нужно было поговорить с Лемье. Гамаш загрузил в компьютер полученные сообщения и набрал номер, оставленный агентом.

— Агент Лемье слушает! — раздался в трубке оглушительный крик.

— Это Гамаш! — прокричал он в ответ, хотя не смог бы объяснить, почему, собственно, нужно кричать.

— Шеф, я так рад, что вы позвонили. Вы получили рисунок, сделанный художником Сюртэ? Он сказал, что отправил его вам по электронной почте.

— Я как раз открываю сообщения. Что он сказал и почему мы кричим?

— Просто я сейчас на автобусной станции, и только что пришел автобус. Художник сказал, что, судя по всему, Элле умерла, сжимая в руке какой-то предмет, и он врезался в ее ладонь.

— Поэтому и остался такой четкий отпечаток?

— Точно. — Наверное, автобус уехал или водитель выключил мотор, потому что фоновый шум затих и агент Лемье заговорил нормальным голосом. — Я отдал ему фотографию, сделанную во время вскрытия, и он сделал набросок, как вы и просили. Рисунок, правда, не очень четкий. Да сами увидите.

Разговаривая с Лемье, Гамаш быстро просматривал сообщения в поисках того, которое ему должен был прислать эксцентричный художник, угнездившийся в недрах главного управления Сюртэ. Наконец он его нашел, кликнул мышкой и стал ждать. Из-за того что в полевых условиях подключение к Сети шло по обычной коммутируемой телефонной линии связи сообщение открывалось мучительно долго.

Наконец на экране стала постепенно проявляться картинка.

— Я разговаривал с другими бродягами. Расспрашивал их об Элле, — продолжал Лемье. — Этот народ не слишком разговорчивый, но большинство все же вспомнило ее. Из-за ее места между ними даже возникла потасовка. Судя по всему, в их среде оно считалось чем-то вроде пентхауза. Прямо над решеткой теплотрассы. Странно, что она решила его сменить.

— Действительно, странно, — пробормотал Гамаш, впившись взглядом в экран монитора. На нем уже проявилась половина рисунка. — Вы хорошо поработали, Лемье. Поезжайте домой.

— Слушаюсь, сэр.

Представив себе довольное лицо польщенного похвалой Лемье, Гамаш невольно улыбнулся.

В течение следующих пяти минут Гамаш гипнотизировал взглядом экран, с нетерпением ожидая, когда картинка проявится полностью. Когда же это наконец произошло, старший инспектор откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди и долго задумчиво рассматривал изображение, совершенно забыв о времени.

Без двадцати пяти шесть Гамаш спохватился. Пора было отправляться на встречу с судмедэкспертом.

Глава 21

Когда улыбающийся Гамаш вошел в бистро, доктор Шарон Харрис уже успела уютно устроиться в мягком кресле с бокалом Дюбонне. Извинившись за опоздание, он тоже заказал Дюбонне и сел в кресло напротив, у многостворчатого окна, из которого открывался прекрасный вид на замерзший пруд и по-рождественски украшенные деревья. В очаге весело плясали языки пламени. Доктор Харрис, которая до этого рассеянно теребила белый ярлычок, свисающий со стола, вдруг обратила внимание на надпись.

— Двести семьдесят долларов, — прочитала она.

— Надеюсь, что это не цена Дюбонне? — испуганно спросил Гамаш. Его рука с бокалом замерла на полпути ко рту.

— Нет, — рассмеялась Шарон. — Это цена стола.

— Слава богу!

Гамаш сделал небольшой глоток вина и улыбнулся. Он совсем забыл. Вся мебель, все столовые приборы в этом бистро были антикварными, собранными Оливье. А само бистро было по совместительству еще и антикварным магазином. Здесь продавалось абсолютно все. Посетитель мог, например, выпить вино и приобрести хрустальный бокал, из которого его пил. Кстати, бокал, который в этот вечер достался Гамашу, был очень красивым. Он приподнял его так, чтобы отблески огня падали на острые грани, и они тотчас же заиграли всеми цветами радуги. Гамаш почему-то сразу вспомнил о чакрах.

— Вы все еще собираетесь сюда переехать? — спросил он, перехватив задумчивый взгляд Шарон, устремленный в окно.

— Если здесь будет продаваться дом, обязательно. Хотя обычно их очень быстро покупают.

— Год назад продавался бывший дом Хедли.