Последняя Мона Лиза

Рано или нет, но мне предстояло вернуться к чтению дневника, только все это было не его собачье дело, так что я молча слез с барного стула и повернулся, чтобы уйти. Но он остановил меня, придержав за руку.

– Погоди-ка. Мы же так и не познакомились.

– Да, действительно. Меня зовут Люк Перроне.

Он протянул ладонь.

– Джон Смит. Очень рад знакомству, честно, – и с этими словами он снова ткнул меня кулаком в плечо.

Мне очень хотелось тоже стукнуть его кулаком, да покрепче. Что-то мне в нем не нравилось, как-то не вызывали доверия темные очки в вечернем баре, да и настораживали все эти расспросы, но я сдержался и сказал только:

– Спокойной ночи.

28

Несколько дней ничего не писал. Не мог. При одной только мысли о том, чтобы выложить все на бумагу, становилось больно. Вместо этого я рисовал на стенах камеры. Лишь бы отвлечься. Но сегодня я решил, что должен это записать. В точности, как все произошло. Дословно.

Прошло несколько дней. Когда я доделал стеклянный футляр для «Моны Лизы», Тикола сказал, что музей больше не нуждается в моих услугах. Он придрался к тому, что я взял отгул. Это верно, взял. Но я оставался дома для того, чтобы ухаживать за больной Симоной. Тикола знал об этом, но не проявил сочувствия.

Я не знал, что делать. Как заработать денег? Как нам выжить? Я не мог спать. Я не мог есть. Я пытался скрыть свое беспокойство от Симоны. Я притворялся, что каждый день хожу на работу. Я искал работу плотника. Но ничего не находил. У нас кончались деньги. И я впал в отчаяние.

Так что я еще раз встретился с Вальфьерно. Сказал, что готов участвовать в его затее. Я попросил у него несколько франков в виде задатка, и он дал. Мы пожали друг другу руки. Но я клянусь, что не собирался доводить его план до конца. Если бы Симоне не стало хуже.

Она уже много дней болела. Ее стал бить озноб. Лицо горело. Дыхание было сдавленным.

Я укутал ее еще одним одеялом. Сказал ей, что надо ехать в больницу. Но она стала отказываться. Голос у нее был слабый, но воля железная. Она уверяла, что в прошлый раз в больнице она чуть не умерла от нерадивости медиков. Она не сомневалась, что ей станет лучше. Что это всего лишь дурацкая простуда. Но потом она стала еще сильней кашлять.

Я умолял ее согласиться поехать в больницу. Симона снова отказалась. Она тоже умоляла меня. Говорила, как она ненавидит это заведение. Уверяла, что ребенок родится через несколько дней, и она сразу же поправится. Сказала, что лекарство, которое я купил в аптеке, – это все, что ей нужно.

Ее невозможно было переубедить.