Я перевернул лист обратно.
Я вернулся на следующую страницу.
Бессмыслица какая-то.
Но потом я увидел оборванный край бумаги, застрявший в переплете.
Черт возьми! Только не это! Проводя пальцем по рваным клочкам, я лихорадочно пытался осознать происшедшее. Потом откинулся на спинку стула. Ощущение было такое, словно мне с размаху ударили в живот. То, ради чего я приехал в Италию, чтобы выяснить для себя…
Оно исчезло.
44
В дневнике недоставало страниц.
Я пытался осмыслить этот факт и понять, что тут можно сделать, и можно ли.
Кто вырвал эти страницы и когда?
Неужели их вырвал Гульермо, до того, как дневник передали в библиотеку? Или это сделал Кватрокки? Может, поэтому он и скрылся? А может быть, это сделал кто-нибудь третий? Но кто и когда?
Мне нужно было это знать, нужно было выяснить. Я не мог просто так сдаться. Слишком многое было поставлено на карту. Должен же быть какой-то способ узнать, как именно Шодрон пометил свои копии. Сделав усилие над собой, я прочитал несколько страниц, которые следовали за недостающими: там Винченцо описывал свой арест. Интересное повествование, но ключа к выявлению подделок там не было.
Не пропустил ли я что-нибудь? Может быть, подсказок было достаточно, просто я невнимательно читал?
Я осторожно осмотрелся. Сегодня присутствовал только один ученый муж, он сидел в другом конце зала и просматривал какой-то журнал. Кьяра направлялась в подсобку. Беатрис сортировала каталожные карточки с таким усердием, словно от этого зависела ее жизнь. Рикардо нигде не было видно. У меня было всего несколько секунд на принятие решения.
Взгляд мой невольно скользнул в сторону приемной. Все-таки, как я пронесу дневник мимо этой Гризельды?
Невозможно. Он слишком большой.
А если вырвать страничку?
Я пошуршал бумагами, чтобы заглушить звук вырываемой страницы. Та вышла легко, потому что плохо держалась в ослабшем переплете. Быстро сложив страничку, я сунул ее в рюкзачок, под ноутбук. Потом положил сверху свой дозволенный желтый блокнот и перевел дыхание. Подняв взгляд, я увидел, что Кьяра уже вернулась на свой боевой пост.
Заметила ли она, что я сделал?
Потом я оглянулся: под потолком в двух углах зала висели камеры наблюдения. Я совсем забыл о них. Я сидел к ним спиной, но вдруг они зафиксировали кражу?
С самым непринужденным видом я закрыл тетрадку, положил ее в коробку с материалами по Дуччо, завалил сверху папками и бумагами и понес сдавать обе коробки Кьяре. Одарив ее своей отработанной улыбкой, я повернулся и пошел к выходу, держа рюкзачок под мышкой и стараясь идти спокойно, хотя сердце у меня бешено колотилось.
Злая сводная сестра Золушки, как обычно, задержала меня на вахте. Я отдал ей свой рюкзак и пустился в рассуждения о погоде, недавних забастовках и обо всем подряд, что успело прийти на ум, в то время как она расстегивала рюкзак и запускала в него руку. Струйка холодного пота, стекавшая по моей спине, не могла тягаться с непрерывным потоком слов, которые я исторгал.
С момента, когда Гризельда начала рыться в моих вещах, казалось, прошла целая вечность.
На мое счастье, сзади подошел научный сотрудник со стопкой книг под мышкой и стал сопением и вздохами выражать свое нетерпение. Гризельда оставила в покое мой рюкзачок, мельком просмотрела его книги и махнула рукой, пропуская нас.
Я готов был расцеловать этого парня. Застегнув рюкзак почти совсем не дрожащей рукой, я прошел через рамку и направился к выходу.
Во дворе было несколько монахов, но я не остановился поболтать с ними. Закрепив рюкзак понадежней, я пошел через площадь Сан-Лоренцо, вновь чувствуя себя подростком, совершившим магазинную кражу или еще что-нибудь похуже. Не спеши, иди спокойно, сказал я себе, веди себя естественно.
Дойдя до восточной стороны площади, я свернул на тенистую немноголюдную улочку, которая вела в сторону от кафедрального собора. Через полквартала мне пришла в голову идея, я достал сотовый телефон и набрал номер.
– Музей Лувра, – ответили там по-французски.
Я попросил к телефону куратора[55]
отдела эпохи Возрождения.Когда куратор взял трубку, я назвал свою должность и ученую степень, перечислив также гранты, награды и научные труды. Правда, я изрядно преувеличил свои заслуги, но это сработало. Куратор согласился впустить меня в музей послезавтра, когда Лувр будет закрыт для туристов. Я тут же заказал билет на самолет в Париж.
Итак, я сделал это: украл страницу дневника, чтобы изучить ее самостоятельно. А через день буду осматривать саму картину. Может быть, я найду на ней что-нибудь такое, что смогу связать с прочитанным. Чувствуя, как возбуждение постепенно спадает, я прислонился спиной к стене дома, и тут меня охватило желание, которого я не чувствовал уже много лет. Мне захотелось выпить.