Последняя надежда

Оборотень снова захохотал, но уже как-то неуверенно. В этот момент суковатая дубина обрушилась ему на спину, и хохот сменился жалобным поскуливанием.

— Ну что, усвоил? Или еще добавить?

Вилянием хвоста оборотень дал понять, что «добавлять» не надо.

— То-то же. Ладно, пошли со мной, я тебя Шефу подарю, ему для дачи овчарка нужна. Но смотри, еще раз тяпнешь, я те сделаю козью морду. Ясно?!

Оборотень выразил свое согласие жалобным воем.

— Вот и молодец. — Волына направился вперед по тропинке. Оборотень, поджав хвост, плелся сзади.

Постепенно тропинка становилась все шире, а деревья по сторонам — все реже, пока наконец он не оказался на широкой поляне. Со всех сторон ее окружали старые, замшелые деревья. Где-то за ними ухала сова. С неба ярко светила луна. В глубине поляны виднелся старый обветшалый дом. В единственном окошке горел свет.

— Во, — обрадовался Андрюха, — избушка лесника — дорогу покажет, а может, и выпить даст!

Подойдя к двери, он постучал. Собака неожиданно попятилась, глухо рыча.

— Ну ты, Кабысдох, к ноге! — рявкнул Волына, и оборотень трусливо посеменил к нему.

— Войди, о человек, в свой последний приют, — послышался из-за двери торжественный голос.

«Ну, дает», — удивился Волына, отворяя дверь.

Внутри было полутемно. Тускло светились угли в очаге. Посреди комнаты стоял трехногий стол, освещенный по углам черными свечами. Посреди него возвышалась внушительных размеров бутыль с зеленоватой жидкостью. При виде ее Андрюха облизнулся.

— Вот и окончен твой жизненный путь. — Из тени вышел хозяин избушки, высокий старик в какой-то красной хламиде. — Готовься принять смерть на Черном Алтаре, в честь Великого и Ужасного…

— Слышь, дед, кончай херню пороть, — рассердился Волына, — лучше объясни, как до города добраться?

— …в честь Великого и Ужасного демона Преисподней, имя которому Абавул. И кровь твоя, смешавшись с кровью юной девственницы…

— Да, дед, крыша у тебя напрочь съехала, а я хотел у тебя самогона купить. Из чего ты его гонишь, из мухоморов, что ли?

— Молчи, червь! — взвизгнул старик фальцетом, моментально утратив всю торжественность, — как ты смеешь так говорить с великим Аксельродом, посвященным Черного Круга?!

— Аксельрод, из евреев, что ли?!

— А-а-а, — завизжал старик и, схватив со стола здоровенный ржавый тесак, ринулся вперед. От ярости он начисто забыл, что умеет колдовать.

— Полегче, старая перечница, — заблокировав удар, Андрюха подсечкой сбил Аксельрода с ног. — Чего ты в бутылку-то лезешь?

Колдун вскочил на ноги. Глаза его сверкали, как у дикого кота.

— Карамба, турамба, хлорвинил, хлорциан, — зашипел он заклинание, лихорадочно размахивая руками.

Волына с удивлением заметил, что изо рта у старика вылезли клыки, кожа стала зеленовато-пятнистой, а руки начали вытягиваться, словно резиновые.

Отрастив клыки как следует, колдун завыл и начал подбираться к Андрюхе, растопырив непомерно длинные руки с крючковатыми пальцами. Недолго думая, Андрюха схватил со стола бутыль, которая недавно так его заинтересовала, и метнул колдуну в голову. Тот испуганно взвыл, пытаясь увернуться, но не успел. Бутыль разбилась с оглушительным звоном, под потолком сверкнула молния, ударил гром. Комнату заволокло вонючим черным дымом.

Когда дым рассеялся, а Волына прокашлялся, он увидел, что старика в комнате больше нет, и лишь там, где он стоял, осталась на полу куча пепла.

«Ну, дела, — подумал он, — куда Хрыч-то смотался?! Ладно, надо сваливать отсюда, пока еще какой-нибудь псих не объявился».

— Эй, Кабысдох, — позвал он собаку.

— Я здесь, хозяин, — послышался с порога хриплый голос, и, обернувшись, пораженный Волына увидел, что на месте собаки стоит дрожащий от страха мужик. Мужик был широкоплечий, бородатый и абсолютно голый.

— О, великий рыцарь, — продолжал мужик, трепеща от благоговения. — Ты убил злого колдуна, разбил волшебный сосуд, подаренный ему демонами ада. Теперь рухнули черные чары, я и другие его жертвы снова обрели человеческий облик.

«Так, понятно, — подумал Волына. — Под Москвой в Белых Столбах есть большой дурдом, и эти два придурка оттуда слиняли. Теперь хоть ясно, куда меня завезли. Однако добираться отсюда…»

— О, великий рыцарь, — никем не прерываемый мужик продолжал свою речь, — теперь я твой раб во веки веков.

— Слышь, дружок, а где тут станция, — вкрадчиво спросил Андрюха, широко улыбнувшись (ни к чему раздражать душевнобольного), — ну-ка, покажи?

— Странны слова твои, о рыцарь, — ответил мужик и бухнулся лбом об пол. — Мой слабый ум бессилен их понять, — добавил он и стукнулся лбом еще сильнее.

В это время в углу из-под кучи тряпок послышался слабый стон.

Андрюха насторожился и, оставив на время психа, пошел на звук.

Стон повторился.

Он отшвырнул тряпье в сторону и остолбенел. Перед ним лежала юная девушка, лет пятнадцати, связанная по рукам и ногам. Из-под короткой шелковой туники виднелись стройные ножки, покрытые легким золотистым загаром, а на голове ее была — о, Господи! — золотая корона! Девушка была без сознания.

Бывший оборотень тем временем, не вставая с колен, подполз поближе.