Последняя надежда. Шпионская сага. Книга 1

Но пока об отпуске думать было рановато. Альвенслебен упорно отказывался говорить, кому переводил деньги. И что самое обидное: я, Леонид Гардин, один из лучших оперативников Моссада, испытывал к старику необъяснимую симпатию и доверие, хотя понимал, что делать этого нельзя. Но хитрый немец каким-то образом начинал управлять мною, а не я им. Это раздражало.

За годы службы я изучил множество методов психологического воздействия на другого человека. Меня, например, научили отличать профессиональную жестикуляцию от естественной. Мне было известно, что только 7% из всего сказанного нами влияет на реакцию партнера, на 30% имеет значение голос, его интонация, звук, а все остальное, то есть 60 – 63% – жесты, мимика, взгляд. Иными словами, решения противоположной стороны во многом зависят от нашей жестикуляции и мимики.

Освоил я также основы физиогномики, научился по внешности определять, кто стоит передо мною. Черты лица Альвенслебена выдавали чувствительную, но отважную и властную натуре, а слегка опущенные верхние веки отмечали зрелость личности. О том же говорил и чуть квадратный подбородок. Говорил Альвенслебен негромко, спокойно и жестко – явный показатель непреклонности убеждений.

Я понимал, что он плетет вокруг меня непонятную пока интригу, и тем не менее чуть не сознательно попадал под его власть. Воздействие было слишком явным, заметным – значит, меня учили правильно, и тем не менее я испытывал к Альвенслебену нечто вроде жалости, точнее, сочувствия. Понятно, что остаток дней этот старый человек проведет в каком-нибудь каземате, и близких своих никогда не увидит. Никто не допустит, чтобы к оставшимся в живых наследникам нацизма, сотрудничающим с террористами, поступила информация об истинном пути неожиданно исчезнувших денег.

Но жалость или сочувствие в данном случае неуместны. Оставшиеся на свободе «друзья» должны быть уверены, что казначей Альвенслебен присвоил капиталы себе. Тогда они начнут его искать и вот тут-то обязательно высветятся. Что это бывшие нацисты, я не сомневался. Аль-Каидой или какой-то другой исламистской организацией здесь и не пахло. Но я чувствовал серьезный дискомфорт. К счастью, дела в Европе должны закончиться через неделю, а это означало, что окончание операции не за горами.

Но у судьбы свои планы. Через четверть часа после выезда из банка старик вдруг захрипел, в уголках рта появилась пена, лицо побледнело и покрылось испариной, он закашлялся, вынул из кармана платок и прикрыл им рот. Его стошнило.

– Таблетки, мои таблетки, – промолвил он едва слышно.

Ожидая подвоха, я насторожился, но, увидев его резко побледневшее лицо, испугался не на шутку. Альвенслебен держался за левую сторону груди, дышал с трудом, часто и поверхностно. Похоже на сердечный приступ… Я быстро вынул из его кармана коробочку нитроглицерина и положил таблетку ему под язык. Через несколько секунд Альвенслебен перестал хрипеть и открыл глаза, но я понял, что длительные поездки на ближайшее время отменяются.

– Гони в больницу, – резко приказал я шоферу, поддерживая обессилевшего старика.

Через несколько минут мы уже были в госпитале, где Альвенслебена переложили на носилки, прикрепив к телу датчики ЭКГ. В палату меня не пустили. Приблизительно через час ко мне вышел врач и сообщил, что господин Райхе перенес сердечный приступ, но после реанимационных процедур он уже в сознании, чувствует себя лучше и хочет видеть племянника. Ближайшие несколько дней он должен провести в больнице, так как самые серьезные осложнения случаются именно в эти дни.

– Мой долг, – продолжал врач, – объяснить вам, что в первые сорок восемь часов после приступа часто возникают нарушения ритма сердца, способные привести к внезапной смерти. Для вашего дяди уже приготовлено место в палате интенсивной терапии.

Так хорошо начавшаяся операция чуть было не закончилась. Если с Альвенслебеном что-то случится, объяснять это будет некому. Рафи всегда говорил, что объяснения нужны прокурорам и психиатрам, а его интересует результат. И американские коллеги наверняка думают так же. Всем нужен результат, а я, Леонид Гардин, послан его добыть.

Я пошел в палату. Альвенслебен лежал на сложно устроенной, с раздвигающимися в разные стороны частями, кровати. В вене правой руки – капельница, к левой прикреплен какой-то провод. Вокруг масса аппаратов. Но сам Альвенслебен выглядел вполне сносно.

– Ну, молодой человек, неожиданные осложнения?

Я выругался про себя, пожалев, что так втупую давил на этого старого человека. А он, словно собравшись с духом, произнес тихо:

– Я такого не планировал, так получилось.

– Знаю, – ответил я спокойно, хотя внутри все кипело. – Продолжим, когда поправитесь.

– Хорошо.

Это было все, что мы сказали друг другу.