Последняя ночь колдуна

– Да что там, я понимаю. – Она повернулась и в упор посмотрела на Глафиру. – А тебе спасибо, девочка!

Губ Глаши коснулась улыбка. Зато Муля оцепенела. Лицо ее пошло красными лихорадочными пятнами, нижняя губа побелела. Глафира прекрасно понимала причину ее волнения – Муля сидела рядом с Эллочкой. У нее и еще у доктора были наибольшие шансы подсунуть той отраву в еду или питье.

К такому же выводу, очевидно, пришли и остальные.

– Мама этого не делала! – горячо воскликнула Карина. Она стиснула руки, прижала их к груди. Слезы в широко распахнутых глазах выглядели трогательно. Муля вытаращила глаза, чтобы подчеркнуть бесстыдство таких подозрений.

Глаша хмыкнула. Девчонка защищает мать, но при этом явно переигрывает. Однако Райский был другого мнения. Он подошел к девушке и ободряюще сжал ее руку.

– Никто не обвиняет твою маму, Карина. Я вообще не сторонник поспешных обвинений.

Глафире был понятен тайный смысл его слов. Пережив несправедливое обвинение сам, он навсегда запомнил свои ощущения. Похвально. Только отчего тогда он на нее-то смотрит волком?

Муля явно вдохновилась неожиданной поддержкой.

«Черт, – подумала Глаша. – Эта ради собственного благополучия продаст даже родную дочь! Да она ее подарит!»

Толстощекая физиономия Мули сморщилась. Она поочередно смотрела на Райского и на свою дочь. И о чем-то думала.

И Глаша даже знала, о чем.

На Альберта Натановича было больно смотреть. Он весь скуксился, потек и, кажется, готов был признать свою вину даже в том случае, если на самом деле ничего не делал.

Такая расстановка сил Глафире не понравилась. Она понимала, что один из этих людей лжет, но совершенно необязательно, что этот человек – доктор. Даже Мулю она не могла назвать подозреваемой номер один, хотя, положа руку на сердце, ей бы очень этого хотелось. Глаша почти догадалась, как отравили Эллочку, и в этом крылась причина ее уверенности. Девушка резко вскочила со стула, чем снова привлекла к себе внимание.

– Ах, это вы? – Райский как будто удивился. – Можете идти домой. Похоже, вы и впрямь вне подозрений.

– Павел Аркадьевич, вы меня не нанимали, чтобы мне приказывать. – Ее голос задрожал от негодования. – Вы меня пригласили, а выгонять гостей невежливо даже для человека с вашим прошлым!

Глафиру несло. Она понимала, что перегибает палку, видела злобные огоньки в его глазах, но ей было все равно.

– Вы, кажется, на что-то намекаете? – Язвительный голос вернул ее к действительности.

– Нет, – резко ответила она. – Только я привыкла доводить все до конца, в отличие от некоторых. Вы, я вижу, размякли, да рановато! Вы оправдали одного человека, но обвинили двух других, не имея достаточных доказательств…

– Это не я, а вы их обвинили, убедительно доказав нам всем, каким образом яд мог попасть в тарелку Эллочки, – небрежно парировал он, не обращая внимания на ее возмущение.

– Я была не права.

На этот раз с открытым ртом застыли все, даже Амалия.

– Во дает! – Восковец трижды громко хлопнул в ладоши. – Далеко пойдешь с таким характером, девочка.

Глаша так и не смогла понять, чего больше в его словах – иронии или искреннего восхищения. Сейчас ей было не до этого.

– Что вы меняете свое мнение? – недовольно проворчал Райский, но руку Карины выпустил. – Или у вас опять есть доказательства?

– Нет, но, возможно, появятся.

– Вы знаете, кто это сделал?

– Нет. Но я знаю, как. Кажется.

– Когда кажется, креститься надо, – прошипела Муля.

– Говори, – приказал Райский, вновь переходя на «ты».

– Я почти уверена, что ни в одном из блюд и напитков яда не обнаружится. Даже в тарелке, из которой ела Эллочка.

– А где же он? – удивленно воскликнул доктор.

– В солонке.

Стало так тихо, что было слышно тиканье часов в соседней комнате.

– Я видела, что Элла постоянно сыпала соль на курицу. Никто, кроме нее, вроде солонкой не пользовался. Я тоже ела курицу, и она была совершенно нормально посолена.

– А ведь верно! – произнесла кухарка с дрожью в голосе. – Элла постоянно все досаливала!

– Ты куда это клонишь? – взвилась Муля.

– Туда и клонит, что мы все опять под подозрением, – пояснил Восковец с таким видом, как будто получал колоссальное удовольствие от представления, – если, конечно, она права и мышьяк действительно окажется в солонке.

– Саш, принеси ее сюда, – попросил Райский сумрачно.

Через пять минут Восковец вернулся с серебряной солонкой в руках. Глаше эти минуты показались вечностью.

– Уф, еле нашел. Закатилась под тарелки. Весь в жире перепачкался. – Он отдал солонку Райскому, взял салфетку с барной стойки и принялся с остервенением вытирать руки. Райский передал солонку доктору. Тот промокнул платком вспотевший лоб, взял серебряную вещицу и насыпал немного соли на ладонь. Он долго вглядывался в белые крупинки, поворачивая ладонь то так, то эдак, поднес поближе к свету и наконец лизнул.

– Конечно, потребуется все же сделать анализ, но это, несомненно, мышьяк! – Доктор взглянул на Глашу почти с суеверным ужасом. – Поразительно! Как вы догадались?

Глаша пожала плечами: