Последняя ночь на Извилистой реке

Он въехал во двор, выключил мотор машины и погасил фары. Других машин во дворе не было, если не считать автомобиля Джо, стоявшего в открытом гараже с того времени, как сын приезжал домой. (Джо катался на нем только здесь.) Дэнни заметил, что свет горит и в гараже. У него мелькнула шальная мысль: вдруг это Эми спустилась с небес и заранее предупреждала его о своем появлении?

Шальную мысль он прогнал. Следующее, что пришло Дэнни в голову: кто-то решил над ним подшутить. Но кто? Армандо де Симоне такие шутки были несвойственны. Других близких друзей у Дэнни здесь не было. Случалось, за чем-нибудь заезжали соседи. Но они всегда предварительно звонили, чтобы не ехать зря. Дэнни мысленно перебирал имена своих знакомых из других городов, бывавших в Патни. Едва ли кто-либо из них мог явиться без приглашения да еще начать хозяйничать в чужом доме.

А что, если Крошка и Мэй уже позвонили Карлу? Дурацкая мысль. Во-первых, эти старые задницы не знали, где Дэнни живет. Но даже если предположить совсем уж невероятное: они каким-то образом узнали, Карл прыгнул в машину и помчался сюда, — сколько ему добираться из Берлина? Не на вертолете же он полетит. И потом, как ни туп был бывший помощник шерифа, он предпочел бы действовать в темноте.

Дэнни попытался остановить разыгравшееся воображение и рассуждать спокойно. Никакого мыслимого повода устраивать празднество не было. Даже если бы такая отчаянная затея и пришла в голову Армандо и Мэри, они бы не выбрали эту музыку. Де Симоне любили танцевать, но они были людьми поколения «Битлз». То, что гремело из окон, относилось к восьмидесятым годам. Нечто подобное любил слушать Джо, когда приезжал домой. (Названия композиций Дэнни не знал. Оба звуковых потока были одинаково отвратительны и вдобавок конфликтовали друг с другом.)

От легкого постукивания по боковому стеклу машины писатель подпрыгнул на сиденье. К счастью, это был его приятель Джимми, местный патрульный. Из-за гвалта Дэнни даже не слышал, как полицейский подъехал и встал сзади.

— Дэнни, что у вас с музыкой? — спросил Джимми. — По-моему, она громковата и ее стоило бы немного приглушить.

— Джимми, я вообще не включал музыку, — ответил писатель. — И свет повсюду я тоже не включал.

— Тогда кто в вашем доме?

— Ума не приложу. Я никого не приглашал.

— Может, кто-то заезжал к вам и уехал? Вы мне позволите взглянуть? — спросил полицейский.

— Конечно. Я пойду вместе с вами.

— Скажите, а вам в последнее время не приходило писем от каких-нибудь свихнутых читателей? Никто не изливал своих восторгов? Или, наоборот, ненависти?

— Что-то не припомню, — ответил Дэнни.

Время от времени ему писали люди, повернутые на религии, и злобные моралисты, жаловавшиеся на «непристойный» язык и «чересчур откровенные» сексуальные сцены.

— Нынче любая задница мнит себя цензором, — высказался по этому поводу Кетчум.

Когда выйдет его роман «К востоку от Бангора» («абортивный», как мысленно называл свое произведение Дэнни), стоит ожидать всплеска читательской ненависти. Но он не помнил, чтобы даже в самых резких письмах читателей содержались прямые угрозы.

— То есть вы никому не становились поперек дороги и никто не грозил с вами рассчитаться? — спросил полицейский.

— Есть один тип. Он вбил себе в голову, что должен поквитаться с моим отцом. Опасный человек. Но он живет далеко отсюда и уж точно не знает, где живу я.

Осмотр они начали с кухни жилого дома. Там был легкий беспорядок. Дверца духовки была открыта. На рабочем столе лежала опрокинутая бутылка оливкового масла, но с плотно завернутой пробкой, так что на стол не вытекло ни капли. Дэнни прошел в гостиную и выключил гремевшую стереосистему. Тут он заметил лампу с кофейного столика, которая переместилась на кушетку. Между тем незваный гость (или гости) ничего не разбили и не сломали. Это был не вандализм, а странное озорство. Например, телевизор работал, но без звука.

Музыка продолжала играть, но уже тише. Дэнни прошел в столовую, чтобы выключить второй источник шума. Стулья вокруг стола стояли на своих местах, но один был перевернут. Полицейский склонился над столом и что-то разглядывал. Когда Дэнни выключил магнитолу, Джимми спросил его:

— Вы знаете, чей это пес? Кажется, я встречал его по дороге на Вестминстер-Вест. Собаки принадлежат некоему Роуленду Дрейку. Возможно, он вам знаком. Парень когда-то учился в Уиндеме.

На столе лежал кобель-полукровка, убитый сегодня Забиякой. Лежал, вытянувшись, с оскаленной мордой. Одна из окоченелых лап прижимала письмо, которое Дэнни напечатал и опустил в ящик хиппующего плотника. Под машинописной фразой писателя: «Можно считать, что мы квиты?» — хиппи нацарапал что-то от руки.

— Сейчас попробую угадать его ответ, — сказал Дэнни. — Держу пари, что этот хмырь написал: «Да пошел ты!» Или нечто похожее.

— Вы угадали, Дэнни, — усмехнулся патрульный. — Слово в слово. Думаю, вы его знаете.