Писатель как зачарованный глядел на белое согнутое дерево. Оно молча показывало ему, что такое зимняя жизнь на острове, среди замерзшего озера Гурон. (Дэнни не строил иллюзий: Шарлотту хватило бы не более чем на один уик-энд такой жизни.)
Кетчум таскал воду из проруби и грел в больших кастрюлях на газовой плите. Он зашел в хижину писателя узнать, хочет ли тот мыться первым или обождет.
— Кетчум, видишь это дерево? — спросил Дэнни, показывая на тонкую сосну.
— Уж не то ли, что ветер согнул?
— Оно самое. Ничего тебе не напоминает?
— Напоминает. Твоего отца, — не раздумывая, ответил Кетчум. — Вся судьба Стряпуна написана на этой сосне. Но дерево не погибнет. Оно выстоит. Как и твой отец. У Стряпуна все будет хорошо.
В третий и последний раз Кетчум и Дэнни ездили сюда на оленью охоту в ноябре восемьдесят шестого. Еще один их «лагерный» (как они называли) выезд состоялся в конце января восемьдесят седьмого. Дэнни заранее предупредил старого сплавщика: никакой стрельбы из лука и никакого браконьерства. Кетчум нехотя подчинился. Вместо лука со стрелами он привез на остров Героя и (на всякий случай) дробовик двенадцатого калибра. Но слово свое Кетчум сдержал, не сделав ни единого выстрела.
Дэнни считал, что репутация пса как «отравителя воздуха» преувеличена. Кетчуму требовалась причина, чтобы ночевать в ветхой, неотапливаемой хижине, оставшейся от деда Шарлотты. По словам Кетчума, после всех усовершенствований, сделанных в коттедже, там стало «малость жарковато». Старый сплавщик утверждал, что ему нравится, когда он видит пар от собственного дыхания. Но как Кетчум разгладит пар из своих ноздрей, если в хижине не было ни электричества, ни газовой лампы? Он взял с собой фонарик, который нес, как палку, так и не включив.
Летом Кетчум приезжал на Тернер-Айленд всего один раз — в тот самый раз, когда туда поехал и повар. Доминик быстро уехал, а его старый друг остался. Шарлотта и не догадывалась, что Кетчум привез свой неразлучный дробовик двенадцатого калибра. Дэнни знал, но ей не сказал. Из винтовки Кетчум застрелил гремучую змею, ползавшую возле старого причала. Шарлотта в это время уплыла на лодке в Пуант-о-Бариль и выстрела не слышала.
— Гремучие змеи — исчезающий вид. Они находятся под защитой, — сказал сплавщику Дэнни.
У Шарлотты барахлил лодочный мотор, и она отправилась в мастерскую Десмасдона. Там же они на зиму оставляли свои лодки. Глядя, как Кетчум сдирает со змеи шкуру, Дэнни вспомнился плакат, прилепленный к холодильной витрине у Десмасдона (помимо ремонта моторов, там торговали мороженым). На плакате были красочно изображены различные змеи провинции Онтарио, в том числе и убитый Кетчумом карликовый гремучник. Дэнни пытался втолковать Кетчуму, что гремучие змеи, невзирая на их ядовитость, действительно нуждаются в защите. Тот и слушать не стал.
— Герой — смышленый пес и никогда не допустит, чтобы разные ползучие твари его укусили. Его мне защищать не надо. А вот насчет вас с Шарлоттой я не уверен. Вы шатаетесь по всему острову. Видел я: идете, все в разговоре, под ноги не смотрите. Понимаю: у вас любовь, вам не до гремучников. Будете вы слушать их трещотки! Но ведь вы собираетесь родить ребенка. А ему змеи — не компания. Вот кого надо защищать, Дэнни.
С этими словами Кетчум достал свой браунинговский нож, отрезал змеиную голову и швырнул в воду.
— Рыбий корм, — пояснил он. — Иногда я забочусь об охране окружающей среды.
Он закинул змеиную кожу на крышу.
— Пусть посохнет на солнце. Если, конечно, чайки с воронами позволят ей высохнуть.
Дэнни и не предполагал, что змеиная кожа привлечет птиц. Но ранним утром пернатые принялись кружить над крышей и подняли такой гвалт, что Кетчума так и подмывало пару раз выстрелить из винтовки. К счастью, он удержался (Шарлотта могла бы услышать выстрелы). Набрав камней, Кетчум прогнал обнаглевших чаек и ворон. Последняя чайка уносила в клюве истрепанный кусок змеиной кожи.
— В природе ничего не пропадает зря, — говорил потом писателю Кетчум.
Через несколько часов пожаловали «всаднички» (правда, не на конях, а на моторке). Их интересовало, слышали ли обитатели острова вчерашний выстрел. На Барклай-Айленде «всадничкам» сказали, что слышали выстрелы со стороны Тернер-Айленда.
— Я тоже слышал, — сказал Кетчум, стянув все внимание двоих полицейских на себя.
Кетчум даже назвал время, причем достаточно точно, но тут же добавил, что выстрел все-таки прозвучал с материка.
— Мне показалось, стреляли из винтовки двенадцатого калибра, — сказал Кетчум. — Но утверждать не буду: вода усиливает и искажает звуки.
«Всаднички» кивали, слушая столь мудрые рассуждения. Ничего не подозревавшая Шарлотта тоже кивала.
Дэнни так и не стал азартным охотником, а после гибели Джо напрочь утратил интерес к охоте и убийству зверей. Многое потеряло смысл, в том числе и их с Кетчумом зимние поездки на Тернер-Айленд.