Последняя ночь на Извилистой реке

Складированием досок (на жаргоне рабочих это называлось «лепкой») обычно занимались новички. Опасность покалечиться здесь была минимальной. Наверное, даже повар счел бы эту работу вполне посильной для Эйнджела. Доски укладывались слоями: слой вдоль, слой поперек. Слои разделялись деревянными рейками, чтобы воздух циркулировал и высушивал доски. Такой работой мог бы заниматься и Дэнни.

— Непрерывно возрастающая механизация, — буркнул Кетчум.

Если бы сплавщик захотел повернуться на другой бок, он шлепнулся бы на пол или опрокинул раскладушку. Но он неподвижно лежал на спине. Поврежденная правая рука покоилась на груди, а левая касалась пола. Он был чем-то похож на умершего моряка, приготовленного к погребению в пучине. Спальный мешок заменял традиционный в таких случаях флаг.

— Знакомая песня, — сказал повар, улыбнувшись сыну.

«Непрерывно возрастающая механизация» была больным местом Кетчума. К пятьдесят четвертому году в лесу начали появляться трелевочные трактора на резиновых шинах. Трелевку крупных деревьев теперь отдали им, а конным трелевщикам стали платить сдельно, учитывая заготовленную ими древесину в кордовых или досочных футах[27]. Их работа все больше становилась вспомогательной: подтащить лес к трелевочной дороге и оставить для тракторов. На смену гусеничной технике приходила колесная. Кетчум понимал, что это заметно ускоряло лесозаготовки. Но его натура не выносила ускорения.

Дэнни открыл расхлябанную входную дверь и вышел наружу помочиться. (Отец не одобрял подобных занятий, но Кетчум показал мальчишке всю прелесть отправления малой нужды на воздухе.) Еще не рассвело. Со стороны шумящей реки наползал промозглый холодный туман.

— В задницу этих мотористов! — заорал во сне Кетчум. — И сраных трактористов тоже!

— Здесь ты совершенно прав, — согласился со спящим другом повар.

Когда Дэнни вернулся в кухню, Кетчум уже сидел на раскладушке. Должно быть, его разбудил собственный крик. Зрелище было довольно жутким: черные волосы и борода делали его похожим на жертву чудовищного пожара. На лбу особенно явственно проступал шрам, лампы дневного света придавали ему мертвенный оттенок. Кетчум щурился и оглядывался по сторонам, не совсем понимая, где находится.

— Не забудь послать в задницу и констебля Карла, — подсказал повар.

— Обязательно, — с готовностью согласился Кетчум. — Ковбой вонючий.

Шрам на лбу достался ему как раз от констебля Карла. В обязанность местного полицейского входило прекращать драки в танцзале и барах. Кетчум уже и не помнил, с кем он в тот вечер сцепился. В азарте потасовки он не заметил подошедшего Карла и не услышал требования прекратить драку. Тогда констебль ударил Кетчума длинным дулом своего кольта сорок пятого калибра и поранил лоб.

Кетчум говорил, что в Нью-Гэмпшире с кольтом сорок пятого калибра (отсюда и прозвище Ковбой) могут ходить либо хвастуны, либо такие засранцы, как Карл.

Однако Дэнни Бачагалупо считал, что лучше уж получить дулом по лбу, чем пулю в ступню или колено. Этим способом Ковбой обычно утихомиривал разбушевавшихся канадских сезонников. После таких ранений забияки уже не могли работать в лесу и были вынуждены возвращаться в родной Квебек, чему констебль Карл только радовался.

— Я чего-нибудь говорил? — спросил у отца с сыном проснувшийся Кетчум.

— В этот раз твое красноречие было направлено на мотористов и трактористов, — сообщил ему Доминик.

— А пошли они в задницу, — выпалил Кетчум. — Я подамся на север. Подальше отсюда.

Он по-прежнему сидел на раскладушке и разглядывал гипсовую повязку. Кетчум смотрел на нее с ненавистью, словно на выросшую за ночь, но совершенно бесполезную руку.

— Конечно, — привычно ответил ему повар.

Дэнни стоял возле разделочного стола и резал сладкие перцы и помидоры для омлета. Кетчум постоянно обещал «податься на север». Его манили такие глухие углы Нью-Гэмпшира, как Милсфилд и Секонд-Грант-Колледж, являющиеся частью Великих северных лесов[28], а также район Азискохосских гор, что тянулись к юго-востоку от Уилсонс-Миллс в штате Мэн. Однако консервативный сплавщик, вздыхавший по временам конной трелевки, знал: «непрерывно возрастающая механизация» доберется и до тех углов. Фактически уже добралась.

— И тебе, Стряпун, нужно валить отсюда. Сам знаешь, — сказал Кетчум.

В этот момент по окнам кухни полоснули автомобильные фары.

— Да, конечно, — все так же привычно ответил повар.

Доминик Бачагалупо и Кетчум постоянно говорили о необходимости уехать, но оба не двигались с места.

Мотор пикапа, в котором ехала индианка-посудомойка, перекрывал шум моторов других машин.

— Христозапор! — пробормотал Кетчум и наконец встал. — Джейн так и гоняет всегда на первой передаче?

Повар, все это время занятый у плиты, повернулся к нему.

— Кетчум, я нанимал ее работать на кухне, а не пикап водить.

— Само собой, — только и успел ответить Кетчум, поскольку в кухню вошла Джейн, а за нею и остальные кухонные работницы.

Дэнни в очередной раз удивился: из всех, кто открывал входную дверь, только Джейн делала это легко.