Последняя ночь на Извилистой реке

Два любовника Индианки Джейн стояли лицом к лицу: пьяный констебль подозрительно косился на трезвого хромого повара. К счастью для последнего, Карла отвлекли два события, случившиеся одно за другим. Дверь танцзала в очередной раз распахнулась, и оттуда на повышенной громкости вырвался голос Дорис Дэй, певшей «Secret Love»[45]. Карл сразу же направил фонарик на дверь. И тут из дверей «гостиницы», населенной франкоканадцами, во тьму выбросили совершенно голого человека. Он приземлился на четвереньки и скулил, словно щенок койота. Фонарик констебля тут же высветил испуганного франкоканадца. Повар узнал его. Это был Люсьен Шарес, молодой парень.

Стало тихо. Дверь танцзала захлопнули, так и не дав Дорис Дэй рассказать о ее тайной любви. Люсьен Шарес и Доминик Бачагалупо услышали суховатый щелчок. Это констебль Карл снял с предохранителя свой «ковбойский» кольт сорок пятого калибра.

— Карл, ну зачем… не надо, — бормотал повар, видя, как тот навел оружие на Люсьена.

— Поднимай свою голую франкоканадскую задницу и чеши в дом! — рявкнул констебль. — Иначе я отстрелю тебе яйца, а заодно и кишку!

Люсьен Шарес стоял на четвереньках и мочился. Вероятно, со страху. Лужица текла ему под ноги. Услышав обещание Карла, франкоканадец повернулся и на четвереньках побежал к двери. Участники пьяной шутки стояли в дверях «гостиницы» и шумно подбадривали его, словно от быстроты бега «по-собачьи» зависела его жизнь (возможно, и зависела). Послышались выкрики: «Люсьен!», сменившиеся французским галдежом, которого ни повар, ни констебль не понимали. Когда дверь закрылась, констебль Карл выключил фонарик. Револьвер он по-прежнему держал в руке, только теперь целился повару в колено здоровой ноги. Доминик нервозно следил за пьяным Ковбоем. Карл неспешно поставил оружие на предохранитель и наконец убрал кольт.

— Проводить тебя домой, Стряпунчик? — спросил Карл.

— Спасибо, я сам дойду.

С места, где они стояли, были видны огни столовой.

— Опять ты нагрузил мою дорогую Джейн работой допоздна, — сказал констебль.

Пока повар искал подходящий ответ, Карл продолжил:

— По-моему, твой мальчишка уже достаточно вырос и сам может укладываться спать.

— Конечно. Дэниел уже не маленький. Но я стараюсь по вечерам не оставлять его одного. Он просто обожает Джейн.

— Тогда нас двое, — сказал констебль Карл, сплевывая под ноги.

«Трое», — мысленно поправил его Доминик Бачагалупо.

Ему вдруг вспомнилось, как Пам зажала его лицо у себя между грудей и как он едва не задохнулся. Повару было стыдно: ему казалось, что он нарушил верность Джейн. Норма Шесть возбудила его, хотя и весьма опасным способом.

— Спокойной ночи, констебль, — сказал повар.

Он повернулся и пошел к дому. Карл светил ему фонариком, обозначая место, где начинается подъем на холм.

— Спокойной ночи, Стряпун, — сказал Карл.

Полицейский выключил фонарик, но у повара сохранялось

ощущение, будто Карл за ним следит.

— А знаешь, для калеки ты неплохо ходишь! — донеслось до повара из темноты.

Доминик Бачагалупо будет часто вспоминать и эти слова.

Потом его догнал обрывок музыки из танцзала. Повар достаточно удалился, чтобы различать слова. Но он постоянно где-нибудь да слышал эту песню и потому сразу узнал голос Эдди Фишера, выводившего «Oh My Papa»[46]. Потом песня стихла, а повар вдруг с раздражением поймал себя на том, что сам ее напевает.

Глава 4. Восьмидюймовая чугунная сковорода

Повару никак было не избавиться от ощущения, что констебль тащится за ним по пятам. Войдя в темный зал столовой, Доминик Бачагалупо некоторое время стоял у окна и ждал — не мелькнет ли на дороге луч фонарика. Но если Ковбой решил проверить положение дел в столовой, даже при его тупости он не поперся бы сюда с включенным фонариком.

Доминик не стал выключать свет на крыльце, чтобы Джейн было удобнее идти к пикапу. Свои запачканные сапоги он поставил внизу у лестницы, рядом с ее сапогами. Повар мешкал, не решаясь подняться наверх, и тому была причина. Как объяснить Джейн разбитую губу? Стоит ли рассказывать ей про встречу с констеблем? Как будто Джейн сама не знала, что Доминик где-нибудь столкнется с Карлом и что настроение и поведение Ковбоя будут, как всегда, непонятными и непредсказуемыми!

Повар сомневался даже в том, знал ли констебль, что Джейн является «Прекрасной Дамой» Доминика, выражаясь словами, подчеркнутыми Кетчумом (этим любителем чтения на унитазе) в нравоучительном романе.