Последняя ночь у Извилистой реки

— Все забываю спросить: а как движется дело с документами для твоих родителей и дочки?

И Ин сняла с плиты закипевший чайник. Повернувшись к писателю спиной, она медленно наливала кипяток в высокую фарфоровую чашку. Как и все китайские чашки, эта была с крышкой.

— Я начинаю думать: а стоит ли им сюда приезжать? Но пока мне тяжело отказываться от своего замысла. Я так долго к нему шла.

Уже потом, в Вермонте, Дэнни узнал, что И Ин вернулась в Гонконг, где тоже работала медсестрой. (О дальнейшей судьбе Иокогам Сао и Каори повар с сыном так ничего и не знали.)

В тот вечер (вечер окончания войны) И Ин ушла со своим чаем наверх, оставив Дэнни одного. Искушение включить телевизор было очень велико, но писатель ему не поддался. Вместо этого он вышел на улицу и побрел по тротуару. Время двигалось к одиннадцати. Первые этажи домов были сплошь темными. Светились только вторые и третьи, где жильцы читали в постели или смотрели телевизор. В комнатах вспыхивали характерные экранные отсветы. Почему-то сегодня все они были голубовато-зелеными и голубовато-серыми. Что-то разладилось в системе цветопередачи.

Конец апреля в Айове — время достаточно теплое. Окна многих домов были раскрыты. Звук работающих телевизоров выливался на улицу, но разобрать, какую именно передачу смотрят в том или ином доме, Дэнни не удавалось. Ему казалось, что большинство все-таки смотрят новости. Но кто-то вполне мог предпочесть сентиментальную мелодраму или что-то еще.

Если на небе и светили звезды, Дэнни их не видел. Он жил на Корт-стрит почти три года. Это было вполне безопасное место, если не считать голубой «мустанг», за рулем которого никто никогда не видел водителя. Но близилось время возвращения в Вермонт. «Эта поганая, придурочная страна…» — вспомнились ему слова Кетчума. Похоже, старый сплавщик был слишком сердит или слишком пьян, чтобы закончить фразу. Возможно, и то и другое. Но не слишком ли жестоко Кетчум судил об Америке? Дэнни все же надеялся, что их старый друг хватил через край. И с выпивкой, и с суждениями.

— Прошу тебя, позаботься о моем отце и маленьком сыне, — произнес вслух писатель.

Он не знал, к чему или кому обращается. К беззвездной ночи над Айова-Сити? К какой-нибудь чуткой душе, находящейся поблизости и способной услышать? (И Ин, если не спит, услышала бы.)

Дэнни сошел с тротуара на пустую проезжую часть, словно подзадоривая голубой «мустанг» заметить его.

— Прошу тебя, не причиняй вреда ни моему отцу, ни моему сыну. Если тебе обязательно нужно сделать зло, сделай его мне, — сказал он.

Только кто находился там, под невидимыми небесами, способный защищать или причинять зло?

— Небесная леди! — позвал писатель.

Но Эми не говорила, что бывает ангелом круглосуточно. И потом, он восемь лет ее не видел. Ответа с небес не было.

Глава 11 Мед

«Что у меня с памятью?» — думал повар. Скоро ему исполнится шестьдесят. Его хромота стала заметнее. Тони Эйнджел пытался вспомнить рынки, куда они ездили с Сяо Ди — младшим из братьев Чен. Кам-Куо находился на Мотт-стрит, а Кам-Ман — в Бауэри. Или наоборот? Повар решил, что это не столь уж важно. Главное, он помнит более существенные моменты.

Он помнил, как прощался с братьями Чен. Как Сяо Ди обнимал его, как Агу шевелил приживленной фалангой указательного пальца и плакал.

— Ше бу де! — кричал Сяо Ди.

(Братья Чен произносили эти слова на шанхайский манер — «Се бу деэ».)

— Ше бу де! — кричал Агу, шевеля своим слегка изуродованным указательным пальцем.

Это выражение Тони Эйнджел услышал гораздо раньше прощания с Айова-Сити и рестораном «Мао». В одну из их шестнадцатичасовых поездок из Южного Манхэттена в Айову (кажется, в это время они ехали по шоссе 80) Сяо Ди разъяснил повару смысл слов «ше бу де». Их произносят, когда человек покидает родину и едет куда-то далеко — в Нью-Йорк, Сан-Франциско или куда-нибудь еще — и, возможно, больше не увидит ни родных, ни друзей детства, ни соседей, с которыми жил на одной улице. Смысл этих слов переводился как «мне невыносимо с тобой расставаться».

— Ты их произносишь, когда не хочешь расставаться с теми, кто у тебя есть, — так говорил ему Сяо Ди.

— Ше бу де, — прошептал повар, стоя на кухне своего любимого «Авеллино».

— Вы о чем, босс? — спросил его помощник Грег.

— Это я с кальмаром разговариваю. Знаешь, Грег, у кальмаров есть одна особенность. Их надо варить либо очень быстро, либо очень долго. А все, что в промежутке, — это вареная резина, но никак не кальмар.

Эти слова молодой повар слышал не впервые и потому лишь хмыкнул в ответ.