Последняя ночь у Извилистой реки

«Но кто построил эти инукситы?» — думал Дэнни, лежа рождественским утром в постели и глядя на фотографию. Даже Шарлотта не знала происхождения инуксука на ее острове.

В то лето, когда Энди Грант занимался ремонтом спальных домиков, у него в бригаде работал индеец из поселения Шаванага. Дэнни вспомнилось, как в другое лето им привезли газовые баллоны. Лодка, на которой приплыли двое молодых парней, называлась «Первая нация». Один из них с гордостью сказал Дэнни, что является чистокровным оджибве. Шарлотта восприняла его слова с недоверием, а писатель так и не удосужился спросить ее почему.

Как-то он высказал догадку, что инуксук мог построить ее дед. Индейцы следили за каменным сооружением и, если оно падало, восстанавливали. Догадка Дэнни развеселила Шарлотту.

— Эти камни не падают, — сказала она. — И дед не строил инуксук. Его построили индейцы. Насколько помню, наш инуксук ни разу не падал.

— А в чем вообще значение инукситов? — спросил тогда Дэнни.

— Племенные корни, уважение, стойкость.

Ответ был слишком расплывчатым и не удовлетворил Дэнни Эйнджела. Писателя удивило, что Шарлотту такое объяснение вполне устраивало.

Может, спросить у индейцев? Дэнни поделился этой мыслью с Кетчумом, когда они ездили охотиться на оленей.

— Думаешь, они знают? Каждый индеец тебе наплетет свое.

(Кетчум считал, что некоторые инукситы были бессмысленным нагромождением камней.)

Дэнни заглянул под кровать, где лежал дробовик. Кетчум велел не застегивать чехол.

— Пока расстегиваешь молнию, любой влезший сюда идиот тебя услышит.

Конечно, он имел в виду не любого, а вполне конкретного идиота — бывшего шерифа округа Коос, который в свои восемьдесят три года никак не мог отказаться от мести.

— А предохранитель? — спросил Дэнни. — Неужели мне и на предохранитель не ставить?

Кнопка предохранителя находилась чуть впереди спускового крючка и при нажатии издавала легкий щелчок. Против этой меры безопасности Кетчум не возражал.

— Предохранитель оставь. Если Ковбой услышит щелчок предохранителя, значит он почти добрался до вас.

Дэнни опять посмотрел на фотографию Шарлотты с инуксуком за ее спиной, потом снова нагнулся и заглянул под кровать, где тихо, словно притаившаяся змея, лежал «винчестер-рейнджер». Возможно, и каменный «человек», и дробовик двадцатого калибра оба олицетворяли защиту, но винтовка давала защиту более ощутимую. Дэнни согласился с доводами Кетчума: оружие в доме не помешает. Он вспомнил, что каждое Рождество обязательно несло в себе мрачную ноту. В этот раз «камертоном» послужил Кетчум с его подарком; в прежние годы мрак нагоняли либо Дэнни, либо повар. Впрочем, Доминик и вчера «отличился», сказав сыну и Кетчуму:

— Будь жив Джо, ему бы сейчас было тридцать пять. Имел бы как минимум двоих детишек.

Дэнни вспомнил, что и его потянуло подбросить дров в этот грустный костер:

— Джо был бы сейчас старше Шарлотты. Когда мы с ней встретились, ей было только двадцать семь.

— И представляешь, Дэниел, Джо был бы сейчас всего на десять лет младше, чем ты тогда… ну, когда он погиб.

— Эй! Хватит заниматься дурацкими подсчетами! — одернул их Кетчум. — Вы еще Индианку Джейн вспомните! Кстати, ей было бы сейчас аж восемьдесят восемь, и она бы точно не захотела слушать ваши бредни. Она вообще не любила бессмысленной болтовни.

Дробовик, подаренный на следующий день Кетчумом, тоже не прибавил смысла их разговорам. Повар принялся за вчерашнее и стал жаловаться на «жуткую особенность» посвящений, которыми писатель предварял свои романы.

Здесь он был прав. В посвящении к «Ребенку на дороге» стояло: «Моему сыну Джо — посмертно». Это было вторым его посвящением сыну и третьим посвящением тем, кто покинул мир живых.

— Пап, если люди продолжают умирать, я бессилен это остановить, — сказал Дэнни.

А Кетчум без устали демонстрировал повару и его сыну преимущества дробовика, в частности — как легко его заряжать и выбрасывать стреляные гильзы. Патроны летали по всей комнате. Один патрон (настоящий, не гильза) упал в ворох упаковочной бумаги от рождественских подарков. Кетчум не стал его искать. Старый сплавщик все заряжал и заряжал дробовик, словно дом на Клуни-драйв находился в осаде вражеской орды.

— Если мы проживем еще какое-то время, то превратимся в карикатуры на самих себя, — вслух произнес Дэнни.

Иногда он диктовал себе записываемые мысли. Но сейчас он ничего не собирался записывать. Писатель по-прежнему ворочался в постели, поглядывая то на фото Шарлотты и загадочного инуксука, то на вполне реальный и опасный подарок, лежащий у него под кроватью.