Последняя ночь у Извилистой реки

— Глиссер — слишком шумный вид транспорта для собачьих ушей, — объяснил ей Дэнни. — По крайней мере, для одного уха. Насчет второго не знаю, насколько хорошо Герой им слышит.

Однако уборщица умела ладить с собаками. Она предложила писателю надевать Герою шлем, когда Дэнни едет за ней и когда возвращается вечером, отвезя ее обратно. (Как ни странно, пес покорно дал нацепить на себя шлем.) Когда же девушка ехала вместе с ними, она сажала Героя к себе на колени и закрывала ему уши руками. До этого Дэнни не видел, чтобы пес сидел у кого-нибудь на коленях. Особенно если учесть, что весил он фунтов шестьдесят, если не все семьдесят.

Пока девушка занималась уборкой и прочими хозяйственными делами, Герой не отходил от нее ни на шаг. Точно так же он повсюду сопровождал Дэнни, когда они оставались одни. Но стоило писателю взять в руки бензопилу — Герой тут же отходил подальше. (Должно быть, научился этому от Кетчума.)

Писатель никак не мог понять, где же все-таки эта девушка живет. Когда он высаживал ее на причале Шаванаги, индианку там никто не ждал. Загадкой оставалось и то, как она добирается до своего жилища. Однажды, когда любопытство перевесило в нем приличия, Дэнни все-таки спросил, где она живет.

— На земле оджибве, — ответила она.

Ответ был остроумным, отчасти загадочным и ничего не объяснял. Конечно, писатель мог бы спросить у Энди Гранта, какое место здесь так зовется. Но почему-то ему не захотелось вторгаться в эту тайну. «Земля оджибве» — пусть будет так.

Возможно, при первой встрече девушка назвала ему свое имя, но Дэнни тут же его забыл. Как-то в первую зиму, восхищаясь ее работой, писатель сказал:

— Да ты просто неутомимая.

Его поразило, с какой легкостью она проделала в озере прорубь и сколько ведер воды натаскала в дом. Индианка улыбнулась: ей понравилось слово «неутомимая».

— Можете звать меня так. Пожалуйста, зовите меня так, — попросила она.

— Неутомимой?

— Это мое имя, — ответила индианка. — Такая я и есть.

После этого писателю было неловко спрашивать ее настоящее имя. Конечно, он мог бы спросить у Энди Гранта. Но зачем? Раз этой девушке нравится, чтобы ее звали Неутомимой, пусть будет так. Дэнни такое имя вполне устраивало.

Иногда он видел из окон «писательской хижины», как Неутомимая оказывала почтение островному инуксуку. Она не кланялась нагромождению камней, но осторожно сметала с них снег. Дэнни не просил об этом, Неутомимая делала это по собственной инициативе, выказывая почтение древней святыне. Даже Герой старался держаться в такие моменты от Неутомимой подальше, видимо понимая смысл ее священнодействий.

В те дни, когда Неутомимая была на острове, Дэнни не прерывал своей писательской работы. Ее присутствие не мешало ему. (В остальные дни он так же привык к присутствию в «писательской хижине» Героя, который спал, храпя и пукая.) Как-то, выглянув в окно, Дэнни увидел, что Неутомимая стоит возле согнутой ветром сосны. Девушка не счищала с дерева снег. Она, словно часовой, просто стояла. Рядом, естественно, застыл Герой. Ни индианка, ни пес даже не догадывались, что Дэнни наблюдает за ними. Они всматривались в залив, будто надеялись что-то разглядеть среди царившей вокруг белизны.

Естественно, Неутомимая убирала и в «писательской хижине». Тогда Дэнни прекращал работу и шел в коттедж приготовить себе чай. Обычно девушка справлялась с уборкой раньше, чем он заканчивал чаепитие.

Если не считать Энди Гранта и тех, кого Дэнни встречал в магазине и изредка — в «Таверне Ларри» и «Гавани», Неутомимая была его единственной собеседницей, единственным человеком, с кем он общался более или менее продолжительное время, пока жил на острове. Десять недель — десять встреч с индианкой. Как-то, приехав в поселок, Дэнни зашел к Энди Гранту и высказал свое восхищение усердной работой Неутомимой.

— Мы с Героем просто влюбились в нее, — признался писатель. — С ней удивительно легко общаться. Мне очень приятно, когда она приезжает на остров.

— Тебя послушать — ты почти готов на ней жениться.

Конечно, Энди пошутил, но пару минут Дэнни весьма серьезно раздумывал над его словами.

Позже, когда они с псом сидели в кабине глиссера и Дэнни уже собирался надеть на Героя шлем и завести двигатель, он спросил своего четвероногого спутника:

— Герой, а я действительно кажусь тебе одиноким? Должно быть, я немного одинок, да?

В преддверии 2004 года «политика» на кухонном холодильнике начинала все сильнее утомлять писателя. Политические проблемы и раньше вгоняли его в скуку, но только сейчас Дэнни обратил внимание, насколько тривиальными и детскими кажутся ему все эти «вопросы к Кетчуму» по сравнению с подробной и достаточно личной историей, которую он рассказывал в своем девятом романе.