Последняя ночь у Извилистой реки

Потом его догнал обрывок музыки из танцзала. Повар достаточно удалился, чтобы различать слова. Но он постоянно где-нибудь да слышал эту песню и потому сразу узнал голос Эдди Фишера, выводившего «Oh My Papa»[25]. Потом песня стихла, а повар вдруг с раздражением поймал себя на том, что сам ее напевает.

Глава 4 Восьмидюймовая чугунная сковорода

Повару никак было не избавиться от ощущения, что констебль тащится за ним по пятам. Войдя в темный зал столовой, Доминик Бачагалупо некоторое время стоял у окна и ждал — не мелькнет ли на дороге луч фонарика. Но если Ковбой решил проверить положение дел в столовой, даже при его тупости он не поперся бы сюда с включенным фонариком.

Доминик не стал выключать свет на крыльце, чтобы Джейн было удобнее идти к пикапу. Свои запачканные сапоги он поставил внизу у лестницы, рядом с ее сапогами. Повар мешкал, не решаясь подняться наверх, и тому была причина. Как объяснить Джейн разбитую губу? Стоит ли рассказывать ей про встречу с констеблем? Как будто Джейн сама не знала, что Доминик где-нибудь столкнется с Карлом и что настроение и поведение Ковбоя будут, как всегда, непонятными и непредсказуемыми!

Повар сомневался даже в том, знал ли констебль, что Джейн является «Прекрасной Дамой» Доминика, выражаясь словами, подчеркнутыми Кетчумом (этим любителем чтения на унитазе) в нравоучительном романе.

Доминик стал осторожно подниматься наверх. Бесшумный подъем был невозможен из-за его хромой ноги: ступеньки под нею всегда скрипели. Не мог он и проскользнуть мимо своей комнаты, чтобы не попасться на глаза Джейн, которая сейчас сидела там на кровати. (Он мельком взглянул на нее и увидел, что индианка уже распустила волосы.) Доминику хотелось вначале промыть и чем-нибудь смазать свою разбитую губу, однако Джейн, скорее всего, почувствовала, что повар что-то скрывает от нее, и потому бросила в коридор бейсбольную шапочку. Вождь Уаху приземлился вверх тормашками. Он глупо пялился на коридор, глядя в направлении ванной и комнаты Дэнни.

В зеркале ванной повар увидел неутешительную картину: разбитую губу, пожалуй, стоило бы зашить. Конечно, все пройдет и так, но один-два шва ускорили бы процесс заживления и уменьшили бы вероятность того, что останется шрам. А пока Доминик, морщась от боли, вычистил зубы, промыл губу перекисью водорода и вытер чистым полотенцем. Следов крови на полотенце не было. Хуже всего, что завтра воскресенье. Уж лучше поручить наложение швов Джейн или Кетчуму, чем ехать к тому коновалу-доктору. Доминику было противно само название места, где жил эскулап.

Из ванной повар заглянул в комнату сына и поцеловал спящего Дэнни в лоб, пожелав ему тем самым спокойной ночи. Пятнышка крови, оставленного на лбу мальчишки, он не заметил. В коридоре перевернутая физиономия вождя Уаху подмигивала ему, призывая тщательно выбирать слова при неминуемом разговоре с Джейн.

— Кто это тебя? — сразу же спросила Джейн, когда повар вошел и начал раздеваться.

— Кетчум. Заснул прямо на унитазе. Разбудить его было невозможно. Пришлось спящего тащить на кровать. А он еще бубнил и брыкался.

— Стряпун, если бы Кетчум тебя ударил, ты бы сейчас здесь не стоял.

— Случайное происшествие, — продолжал врать повар, упирая на свое любимое словечко. — Кетчум не собирался меня бить. Просто задел гипсом.

— Если бы он ударил тебя гипсом, ты бы сейчас летел на небеса, — спокойно возразила Джейн.

Она сидела в кровати, распустив волосы. Они ниспадали на одеяло. Руки индианки были сложены на ее могучих грудях, скрытых от глаз Доминика все теми же волосами.

Когда она распускала волосы и потом, не заплетая их, возвращалась домой, это могло вызвать сильные подозрения у констебля Карла и спровоцировать изрядный скандал. Конечно, если Карл не успевал к тому времени влить себе в глотку и завалиться спать. Но в ночь с субботы на воскресенье Джейн уезжала домой либо под утро, либо оставалась, имитируя для Дэнни ранний приезд на работу.

— Мне повстречался Карл, — сказал повар, ложась рядом с нею.

— Но это не он тебе по губе въехал.

— Не знаю, известно ли ему про нас.

— И я не знаю, — сказала Джейн.

— А Кетчум что, действительно убил Пинета Счастливчика? — совсем не к месту спросил повар.

— Этого, Стряпун, никто не знает. И тогда не знали. А теперь-то что ворошить прошлое? Ты лучше скажи, почему Норма Шесть тебя ударила?

— Потому что я отказался кувыркаться с нею, вот почему.

— Если бы ты трахнул Норму Шесть, я бы тебя так отделала… вообще забыл бы, где нижняя губа, — сказала Джейн.

Повар улыбнулся. Разбитая губа тут же отреагировала. Он поморщился от боли.

— Бедняжка, — усмехнулась Джейн. — Никаких поцелуев сегодня.

— Есть и другие занятия, — сказал повар.